— Он — юноша, Господи помилуй! — фыркнул Стефен, почувствовав внезапное отвращение к тому, что его втянули в это патриотическое безумие. — Он вбил себе в голову трилистники вместо мозгов.
— Он дал клятву. И он носит имя Роберта Эмета, величайшего патриота. — О'Мэгони положил на грудь руку и уставился в пространство. — Пусть мне напишут эпитафию только тогда, когда моя родина займет достойное место среди наций мира.
— Ладно, Джон, — Стефен поднялся, чувствуя ужасную усталость. — Ничто не заставит дрожать от страха англичанина, как достойная речь в честь мертвого ирландца.
Анна забрала Рори домой почти сразу после девяти вечера. На следующий день ему нужно было уже идти в школу.
Стефен исчез. Миссис Кэвенах сказала, что он ушел поговорить об ирландской проблеме. Анна забеспокоилась, что его так долго нет.
Миссис Кэвенах только посмеялась.
— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.
Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.
Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.
— Я не хочу ходить в школу.
— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.
— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.
— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.
— Я уже умею читать и писать.
Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.
— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.
Рори засомневался:
— Они это не очень любят.
— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.
Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.
Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.
Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.
— Где ты был?
— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.
— О политике, верно?
Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.