Стефен отставил чайную чашку:
— Не придирайся так, дорогая. Твои мерки слишком высоки для этого мира.
Его слова заставили задуматься Анну.
— А ведь ты прав. Как я могу осуждать мужчину и его содержанку, когда сама ничуть не лучше.
У нее был такой печальный вид, что Стефен накрыл ее руку своей ладонью.
— Что ты имеешь в виду?
Анна провела пальцем по краю чашки и ничего не ответила. Стефен наблюдал за ней с растущим беспокойством, желая знать, не о себе ли она сейчас думает. Он не хотел, чтобы она жестоко судила себя.
— Нэн, расскажи мне, что с тобой?..
Она подняла голову, и выражение ее лица перепугало его: она вспоминала что-то ужасное.
— Я хочу рассказать тебе кое-что, но боюсь. Он затаил дыхание, готовясь к худшему.
— Говори, ну же. Между нами ведь нет никаких секретов.
Ее голубые глаза потемнели.
— Ты меня возненавидишь… Стефен сжал ей руку:
— Никогда, любимая…
Анна начала рассказывать бесцветным голосом:
— Это случилось со мной, когда я была девочкой. Во время голода… Вскоре после того, как мы похоронили маму и малышей. Я пошла в город с отцом и братом Сином. Папа хотел продать свои книги — последнее, что у него осталось. Владелец магазина их не взял. «Старые книги не нужны никому», — сказал он.
Анна замолчала, крепко сжав руки Стефена. Он не мог отвести взгляда от ее взволнованного лица.
— Продолжай, ну, — сказал он.
И она рассказала ему о запахе картофельной гнили, о голоде, о том, как они шли пешком в городок, как она ослабла от голода… В магазине с манящими запахами отец оставил детей и пошел поговорить со священником. Хозяин магазина ущипнул Анну за щеку и велел ей зайти как-нибудь вечером. За поцелуй он обещал ей дать мешок муки и двух цыплят.
«Поцелуй, — подумала она, — небольшая плата за муку, которой они прокормятся целую неделю».
Через два дня она пришла в магазин. Хозяин отвел ее в маленькую комнатку и повалил на пол, разорвав платье. Он тискал и мял ее ляжки, залез пальцами ей внутрь, расцарапал ее еще не налившуюся грудь… Когда он взобрался на нее, боль была ужасной. Она пыталась бороться, но от голода так ослабла, что не могла даже закричать. Кончив, он был недоволен и рассержен. Дал ей мешок муки, а цыплят не дал. Рыдая, она ушла из магазина.
Анна поникла головой, продолжая изо всех сил сжимать руку Стефена. Он уставился на нее в ужасе.
— Мне было всего двенадцать, — сказала она, — я такая была голодная… И не смогла отбиться.
Стефен отвел глаза, боясь говорить.
— Мой папа все понял, как только увидел меня — платье порвано, все в крови…: — Она замолчала. Потом, вздохнув тяжело, продолжала: — Папа посмотрел на меня с такой печалью, потом сел и заплакал. Понимаешь, я была его драгоценной девочкой.