— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник. Капитан задержал взгляд на Анне, но ничего не сказал и ушел.
Кинкейд положил руки на бедра и обратился к матросам:
— Ладно, чертовы педики! Слышали капитана? Мужика, который дотронется до этой девчонки, запорют до полусмерти.
Кокберн сердито взглянул на Анну и пробормотал:
— Видно, старикан захотел ее…
— Флэнеген! — позвал Кинкейд.
Большеглазый молодой моряк вышел вперед. Кинкейд вынул револьвер из-за пояса и вручил его юноше.
— Стереги ее так, как будто она одна из тех святых, которым ты молишься. Любому, кто задумает до нее дотронуться, стреляй прямо в ухо. Слышал, парень?!
Молодой человек молча кивнул. Кинкейд пристально посмотрел на сгрудившихся моряков.
— Этому парню плачу доллар за каждого из вас, кого он убьет!
Матросы, безмолвные и враждебные, повернулись и отошли. Кинкейд кивнул стражнику Анны:
— Ладно, теперь все в порядке! Веди ее вниз!
Вместо освобождения Анна чувствовала только опустошенность и внутренний холод — ушли и надежда, и страдание. Молодой матрос сопроводил ее вниз по бесконечным трапам в темный, вонючий трюм.
Голубоватый туман почти погасил лампу, не пропуская свет. Ей удавалось разглядеть только тени, но она чувствовала сырость и запах зловонной трюмной воды и плесневелого груза. Были слышны визги крыс…
Стоя недалеко от Анны, Флэнеген, не отрываясь, смотрел на обнаженную грудь девушки. Анна попыталась стянуть разорванную ткань. Кровь застыла коростой и трескалась под пальцами. Моряк дал ей одеяло, пахнущее плесенью и гнилью, и Анна завернулась в него. Потом он надел ей на щиколотки кандалы. Они были тяжелыми и холодными. Толстые цепи, прикованные к ним, позвякивали, и в темноте раздавалось эхо.
— Вы не волнуйтесь, — проговорил молодой человек по-ирландски. — Капитан избавит от петли вашу голову… Отмоет, накормит и оставит при себе.
Анна молчала. Ей не нужны были притворные утешения… Она совершила убийство и за это должна умереть. А после смерти ее душа обречена на вечную неприкаянность…
Она закрыла глаза и стала молиться.
Стефен отложил опасную бритву и взглянул на яркий утренний свет, льющийся через иллюминатор. Наклонившись к зеркалу, он короткими движениями сбрил остатки щетины.
Промыв бритву, он умылся и посмотрел в зеркало, больше обычного обращая внимание на шрамы и глубокие морщины, избороздившие все его лицо. Интересно, что о нем подумала плясунья Рори? Возможно, не красавец, но достаточно приятный человек, который в этой жизни все попробовал… Зрелый, с сыном и достаточно богат, чтобы быть щедрым с хорошенькой девушкой из четвертого класса. Стефен вспомнил смущение Анны, ее яркую красоту и удовлетворенно улыбнулся.