Червонный король (де Рамон) - страница 44

— Ты любишь без света?

— Нет, при свете я люблю тебя больше. — Он придвинулся совсем близко. — Ты не рассуждаешь про лестницу Маршана и про искусство.

— Теперь будешь рассуждать ты?

— Софи, ты наговорила такого! Теперь у меня в голове вертится идея, но я никак не могу поймать ее.

— У меня который день вертится лестница Маршана... — Зачем я это сказала! Она с десятикратной энергией влезла во все мои мысли. — А я же ничего! — продекларировала я назло ей. — Давай, Виктор, быстро целуй меня!

— Хватит командовать!

Тем не менее мы наконец-то начали целоваться; бабочки забились в животе, закружилась голова, я с удовольствием закрыла глаза, а когда их открыла, чтобы перевести дыхание, вокруг опять была темнота и мое привидение...

— Зачем ты выключил свет?

— Молчи! Темнота — это тайна.

Губы Виктора были немножко шершавыми, но очень горячими и умелыми, а его руки!..

Его руки одновременно оказывались повсюду, сводя с ума каждую клеточку моего тела, и каким-то образом даже заставляли лестницу разбираться по ступенькам и одновременно утончали окружающие ее колонны, которые постепенно исчезли где-то в сияющей голубизне, а я, утратив ощущение времени, верха, низа, земного притяжения, жизни, смерти, собственного естества, забыв названия цветов и звуков, месяцев и дней, вдруг, как на экране монитора, на фоне этой сияющей голубизны увидела мастерский, точно выверенный чертеж знакомого мне до боли Маршанова дома, где на месте парадного зала было три этажа и три стройных лестницы с тонкими поблескивающими никелем перилами и прозрачными ступенями, соединяющими их! А через стеклянные плиты лились хрустальные потоки света!

И я бесплотно скользнула в них и закричала от счастья обретенной свободы!..

Глава 13, в которой я зажгла ночник

— Виктор! Виктор! — Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. — Виктор, ты меня слышишь?

Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес:

— Вернуть, Софи, вернуть!

Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила:

— Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?

Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.

— Виктор, ты был великолепен! — Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла.

— Софи, я пойду немножко поработаю, — сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.