Кирилл тут же по-хозяйски распихивал все по шкафчикам и полкам, клал в холодильник.
— Ты завтракал?
— Только чай пил.
— Тогда давай-ка позавтракаем, а потом еще чайку попьем. Сбегай, принеси мяты и смородины.
Кирилл убежал, а Зина тем временем переоделась и, оставшись в купальнике, поставила на плиту чайник. Настроение было явно испорчено. Она поднялась на второй этаж, в спальню, села на застеленную синим пледом постель. Да уж, не вовремя Дима проявил инициативу, нечего сказать…
Она слышала, как вернулся из сада Кирилл, и крикнула ему, чтобы он присмотрел за чайником. А сама вытянулась на постели и принялась рассматривать потолок. Ей захотелось поплакать. Она всегда плакала, так стало жаль себя. И тут ее взгляд остановился на старинном трюмо, которое они с мужем купили неделю тому назад у соседей. Рядом с тусклым зеркалом на полочке лежала маленькая розовая гребенка. Чья? Зина резко поднялась и, взяв ее в руки, увидела между зубцами два застрявших рыжеватых волоска.
Она спустилась вниз. Чайник уже стоял на столе, и Кирилл укладывал в него вымытые листья смородины и мяты.
— У нас были гости? — спросила, стараясь не выдавать своего волнения, Зина.
— Нет, никого не было…
— А тетя никакая не заходила?
— Нет…
— А что делал дядя Дима, пока меня не было, — спал, как всегда?
— Да нет, рыбу ходил ловить. Мы ее засолили, а часть даже успели повесить в сарае…
— Понятно. А ты чем же занимался, дорогой племянничек? Не скучал?
— Нет, я сконструировал два робота, поймал четырех стрекоз и шесть бабочек. Хотите, я вам все покажу?
Зина, едва переставляя ноги, пошла за Кириллом в его комнату. Залитая солнцем, она была сплошь завалена детскими книгами, мячами, журналами, машинками… Над раскладушкой, застеленной голубым пушистым одеяльцем, были наклеены репродукции, вырванные из журналов, а также фотографии мальчишеских кумиров — Шварценеггера, Брюса Ли и тому подобных мышечных монстров. На маленьком столике лежало несколько альбомных листов с наколотыми на них стрекозами и бабочками, рядом на полу валялся марлевый самодельный сачок.
— А тебе не жалко было убивать стрекоз? — спросила неожиданно для себя Зина.
Глаза Кирилла округлились:
— А разве им больно?
— Конечно, больно. Они ведь были живые.
— Но у них не было крови, они даже не кричали, и я подумал…
— Кричали, но только ты не слышал. Запомни, Кирилл, все, что движется, — все живое.
И тут она увидела слезы на глазах мальчика.
Она хотела сказать ему что-то утешительное, но его в комнате уже не было. Синие шорты мелькнули за окном и скрылись в малиновых зарослях. «Ну вот, и ему настроение испортила».