– Сир, – продолжал Протоиерей, – их всего тридцать девять человек, а должно было явиться пятьдесят. У восьми крючья, у девяти мечи, но какие мечи! Только у одного полное вооружение – и меч, и крюк. У одного секира, у трех окованные железом палки, а еще один вооружен острым ножом, у всех прочих вообще ничего нет.
Я еле сдержал смех, но меня мучила мысль, почему король и его маршалы теряют столько времени, подсчитывая ржавые мечи. Ну ладно, пусть бы посмотрел один раз – это пошло бы даже на пользу. Но каждый день, каждое утро?! И почему он пригласил меня присутствовать при этом убогом смотре?
Но тут меня удивил самый младший его сын, Филипп, воскликнувший тем неестественным голосом, которым стараются говорить мальчуганы, желающие во что бы то ни стало разыгрывать из себя зрелых мужей:
– Уж конечно, не с этими ратниками мы добьемся победы!
А ему еще и четырнадцати не было. Голос у него ломался, и стальная кольчуга была ему явно широка. Отец ласково потрепал его по волосам, видимо, радуясь, что произвел на свет такого сообразительного воина. Затем повернулся к людям из Брасье и спросил:
– Почему вы так плохо вооружены? Я спрашиваю – почему? Разве в таком виде являются в королевский лагерь? Разве не получили вы приказа от вашего прево?
Тут один из молодчиков, видимо, посмелее остальных, возможно как раз тот, что принес с собой единственную на всю эту рать секиру, выступил вперед и ответил:
– Государь наш владыка, прево приказал нам вооружиться тем, что есть у каждого под рукой. Вот мы и захватили с собой, что смогли. А те, что вовсе без оружия пришли, так это потому, что у них вообще ничего нету.
Король Иоанн обернулся к коннетаблю и своим маршалам с видом человека, который оказался прав и радуется этому, пусть даже все делается в прямой ущерб делу:
– Вот и еще один прево не выполнил своего долга… Отошлите этих людей обратно, как мы отослали людей из Сен-Фаржо, а равно из Суассона. Наложите на них штраф. Отметьте это себе, Лоррис…
Ибо, как он мне потом объяснил, те, кто совсем не являются на смотр или приходят туда без оружия и посему непригодны для боя, обязаны заплатить выкуп. «На деньги, которые платит мне пехота, я могу безбедно содержать своих рыцарей…»
Эту прекрасную мысль наверняка внушил ему Симон де Бюси, а король по обыкновению сделал вид, что сам до нее додумался. Вот почему он созывал ратников, и вот почему он с такой алчностью накидывался на отряды, пересчитывая их, а потом отсылал восвояси… «Какой нам толк от этой пехтуры? – сказал он мне еще. – Из-за пеших воинов мой отец потерпел поражение при Креси. Пехота только замедляет военные действия и мешает всадникам идти, как положено, в бой».