– Мими! Мими! Мими!
Старику было лет семьдесят, а он напоминал ребенка, которому привиделся кошмарный сон, будто он отстал от родителей и потерялся в толпе.
Старший служитель отстранил его.
– Успокойся, папаша, вернется твоя Мими, опять придет в четверг, – сказал он. – А ты ложись в постель, не нести же мне тебя туда на руках.
И старичок в ночной рубахе поплелся к своей койке.
Вдоль стен большой палаты были расставлены койки лежачих больных – обыкновенные железные кровати, выкрашенные в белый цвет, какие можно встретить во всех больницах; на таких кроватях женщины рожают младенцев, а старики медленно умирают.
Возле каждой кровати стоял маленький ночной столик, также выкрашенный в белый цвет; на нем лежали личные вещи больных – немногие вещи, которыми им разрешалось пользоваться; в тот день – день посещений – здесь можно было увидеть пакетики с леденцами и вафлями. Тут же валялась всякая мелочь: деревянный башмачок, металлическая пуговица от мундира, записная книжка.
Несколько стариков лакомились принесенными сластями, жадно набивая ими рот, и при этом не сводили глаз с Изабеллы и госпожи Полан; у них, как и у всех обитателей этого дома, попадавшихся навстречу посетительницам, были тусклые и лишенные выражения глаза.
Какой-то лысый человек играл четками. Старший служитель вырвал их у него из рук, проговорив:
– Запрещено, вы это отлично знаете.
Заметив возмущение на лице госпожи Полан, он пояснил:
– Никогда нельзя знать, что они могут выкинуть. Он еще, чего доброго, кого-нибудь задушит или сам повесится на четках.
Изабелла обратила внимание на какого-то старика с величественной осанкой, он расчесывал маленьким гребешком свою великолепную бороду, окладистую, как у индийского раджи. Взглянув на Изабеллу, он учтиво наклонил голову и продолжал расчесывать бороду. Его чело и все жесты дышали благородством.
Люсьен Моблан лежал в самом конце палаты, на последней кровати в левом ряду; вернее было бы сказать, что на кровати покоилось лишь его тело. Люлю неподвижно вытянулся на спине, его выпуклые глаза были плотно прикрыты веками, лицо чудовищно исхудало.
Он медленно и слабо дышал, при каждом вздохе губы его чуть приоткрывались, а кончик языка немного высовывался наружу.
Увидя это неподвижное тело, обе женщины молча переглянулись.
– Каким образом он сюда попал? Как это случилось? – прошептала Изабелла.
– Стало быть, вы его знаете? – осведомился старший служитель.
– Конечно, конечно. Это сводный брат покойного мужа моей тетки и старый знакомый моего собственного мужа; я могу дать все необходимые сведения о нем.