— Постойте! Дайте сказать! — с волнением произнес он. — Я вам заплачу… Я продам квартиру и заплачу. Хотите тридцать тысяч долларов?
У парня точно поехала крыша от горя. Мне снова стало его жалко. Когда человек впадает в крайность, значит, у него закончились здравые аргументы, и теперь он готов ломать дрова. Я повернулся к нему, посмотрел в его молящие глаза.
— Если бы оставался хотя бы один шанс, что твой отец жив, то ради его спасения был бы смысл рисковать. Но сейчас ему ничем не поможешь. Его уже нет. Зачем усугублять несчастье и приносить леднику новые жертвы?
Мураш скривился, как от боли, стиснул кулаки и выкрикнул:
— Какой же вы… какой же вы непрошибаемый! А за пятьдесят тысяч пойдете? Разве за такие деньги не стоит рискнуть? Да за такие деньги люди на все готовы — и друзей продадут, и невиновного убьют, и позволят о себя ноги вытереть! Что? Разве не так?
Мураш уже был достаточно взрослым, чтобы страдать юношеским максимализмом, и еще слишком молодым, чтобы скрипеть от застарелого цинизма. Потому я почувствовал себя обиженным и скомкал в кулаке его галстук.
— Запомни, Антон! Я рискую и убиваю вовсе не за деньги. А продажей друзей вообще не занимаюсь.
Мураш охолонул, но его щеки все еще полыхали , румянцем, и я даже почувствовал тепло, идущее от них.
— Когда так уверенно, без тени сомнения говорят об этом, — произнес он, скривив рот и покусывая уголок губ, — мне сразу приходит на ум мысль…что этому человеку еще никогда… еще никогда не предлагали больших денег… Очень больших денег… Вы говорите искренне, но все равно заблуждаетесь… Отпустите меня!
Я разжал руку. Мураш поправил галстук и, ни слова не говоря, устремился к двери.
Не успел я подойти к двери, чтобы запереть ее на замок, как услышал окрик: «Стоять!» Припал к глазку. Мураш, оцепеневший от испуга, стоял посреди двора, а к нему с двух сторон приближались милиционеры. Лица у защитников правопорядка были мужественными и грозными. Тот, который надвигался на Мураша справа, как бы ненароком поправил лямку автомата, и ствол «калаша» как бы сам собой нацелился точно в живот моему нервному посетителю. Второй милиционер не спешил, предоставляя возможность своему коллеге первому приблизиться к объекту. Мураш растерялся, не зная, какую позу ему лучше принять, чтобы не дать повода думать о себе, как о человеке, оказывающем сопротивление, и тем самым не спровоцировать применение оружия. Благоразумие подсказало ему, что лучше замереть в той позе, в какой его застала команда «Стоять», и теперь Мураш напоминал большую фотографию молодого человека, снятого в тот момент, когда он собирался высоко подпрыгнуть: колени его были слегка согнуты, а руки расставлены в стороны, подобно крыльям.