По левую руку показалась Цыганская поляна. Здесь останавливался табор весной и осенью, по дороге в Шотландию и обратно. Цыгане, одетые в живописные лохмотья, гадали деревенским кумушкам, объезжали лошадей, а заодно тянули все, что плохо лежит. Жители Стоксберри-Хаттона ругали цыган, возмущались, спрашивали, куда смотрят власти, но к табору привыкли, и если бы однажды цыгане не пришли в положенное время, люди почувствовали бы, что им чего-то недостает.
…Много лет назад Томас Стек, выпускник медицинской школы в Лондоне, приехал в Стоксберри-Хаттон. Он только что окончил курс и с нетерпением ждал первых пациентов. Однако молодой доктор никак не ожидал, что первым его пациентом окажется… цыган. Да не какой-нибудь простой конокрад, а сам цыганский барон!
Цыганский монарх, представившийся Михалом, князем Мадьярским, возлежал на рваных подушках посреди расписного шатра. На изломанной шляпе его колыхались разноцветные перья; на груди сиял огромный золотой крест, должно быть, украденный где-нибудь в церкви; многочисленные дешевые цепочки и браслеты звенели при каждом движении.
Цыганский барон жестоко страдал от ревматизма; доктор Стек прописал ему обезболивающее и вручил несколько баночек мази из своих запасов. И Михал щедро его отблагодарил. Доктор отправился в цыганский лагерь с утра, а вернулся уже за полночь; под мышками он нес двух визжащих поросят, а по пятам за ним следовала молоденькая цыганочка, тонкая и стройная, с глазами темными и загадочными, как южная ночь.
«Нехорошо молодому парню жить одному, — сказал ему старый цыган. — Моя дочь будет тебе готовить, прибираться в доме. А весной мы вернемся и заберем ее».
Доктор, которому едва исполнилось двадцать лет, покраснел как рак и хотел было отказаться, но цыганская принцесса глянула своими чудными глазами ему прямо в душу, и слова отказа застряли у него на языке.
Так цыганка Алида стала экономкой у доктора Стека… а когда по весне табор вернулся за ней, на пальце у нее уже сверкало обручальное кольцо, а во чреве росла маленькая Софрония.
В городке немало судачили о странном браке доктора, говорили, что не к лицу такому образованному молодому джентльмену жена-цыганка. Однако Том и Алида жили душа в душу. Когда несколько лет спустя Алиду унес тиф, доктор был безутешен, и жители Стоксберри-Хаттона, позабыв о своей неприязни к гордой цыганке, сделали все, чтобы помочь доктору и маленькой Софи справиться с горем.
А цыгане по-прежнему два раза в год появлялись в окрестностях Стоксберри-Хаттона. Порой во время одиноких прогулок по лесу Софронию обуревало искушение свернуть на Цыганскую поляну. Жив ли еще дед Михал? Много ли осталось в таборе стариков, помнящих ее мать? Ветви вековых дубов призывно шелестели в вышине, и Софрония, такая разумная и сдержанная, чувствовала, как глубоко в душе ее просыпается дикая цыганская жажда воли.