— Леш, — сказал я, — тебе надо спасти живое существо. Курицу. Ты же не откажешь мне, правда?
— Убирайся, — шепотом сказал Громов. — Господи, Кир, чего ты от меня хочешь? Ты и так поломал мне жизнь…
— Меньше пафоса, глупый Громов! — Я толкнул его в бок. — А курица эта, кстати, разумная.
Я опустил коробку на пол и открыл ее — несушка выглянула, вытянув шею, с любопытством посмотрела по сторонам и одобрительно закудахтала, но тут же замолчала, с сомнением разглядывая Лешу.
Я ее понимал. Если бы меня притащили в картонной коробке к чудищу, я бы тоже сомневался.
Громов обернулся и посмотрел на Лизу.
— П… — сказал он.
— Если ее найдут, то сразу прирежут. Или заберут на опыты, — сказал я. — А это разумная курица! Зовут Лиза. Лиза, это Алексей Громов! Громов, это Лиза.
Курица выбралась из коробки, подошла к Лешке и замерла. Черный катышек на ее боку слабо пульсировал; пахло заплесневевшим хлебом и пометом. Громов протянул руку и коснулся Лизиного клювика; курица не отстранилась.
— Дрессированная? — спросил он.
Курица мотнула головой.
— Черная Курица.
Мы обернулись, Лиза — тоже. Из кухни, держась рукой за стену, вышел Коля Громов; он был в поношенных серых джинсах и домашней клетчатой рубашке; глаза закрывали широкие черные очки, из-под которых выглядывали засохшие, вроде сосулек, капельки гноя. Лешка громко задышал за моей спиной и сказал, шмыгая большущим своим носом:
— Коленька, иди в зал. Сейчас я вернусь и дочитаю тебе книжку…
— Откуда ты знаешь, что она черная? — спросил я.
Мальчишка присел на корточки и позвал:
— Черная курица… иди ко мне!
Лиза настороженно шагнула к нему. Сделала еще шаг и еще и пустилась бегом. Они замерли друг против друга, не прикасаясь, не делая попытки сблизиться. Просто смотрели. Впрочем, Коля ничего не мог видеть.
Я сказал:
— Забавно. Встретились два нечеловеческих разума.
— Оставляй несушку и убирайся, — прошептал с угрозой Громов.
— С удовольствием. Я спешу. Потом зайду, ты не сомневайся, проведаю. И не забывай: ее зовут Лиза, и она любит, когда с ней в одной комнате кто-то курит!
— Что она ест?
— О, все подряд! Я даже колбасные обрезки ей давал — клюет!
— Хорошо.
Дверь захлопнулась за моей спиной.
— Подумаешь, — сказал я закрытой двери. Из-за закрытой двери никто не ответил, и тогда я сказал шепотом:— Лешка, прости…
На улице было все так же темно. При нулевой температуре отчего-то вздумал пойти снег, и мокрые снежинки, как пластилиновые, липли к щекам и подбородку. Бессонная ночь давала о себе знать: я чихал и тер распухший нос. Клял себя за то, что забыл взять платок.