Безымянные пули (Дар) - страница 38

– О'кей.

Тот уже положил трубку.

Я отодвигаю аппарат, беру Мирей за талию и сажаю на стол.

Ее юбка задирается, и открывается одна ляжка.

Какую-то секунду я стою совершенно обалдев. Эта потаскуха замечает мое состояние и поддергивает юбку с другой стороны, чтобы показать, что у ее ляжки есть пара.

Что вы хотите, я пялюсь. Пялюсь до такой степени, что мои моргалы вот-вот вылезут из орбит. Мне достаточно сказать одно слово, сделать всего одно движение, чтобы трахнуть эту богиню. Нужна огромная сила воли, чтобы оторвать взгляд от ее ляжек.

На ее губах появляется улыбочка уверенной в себе шлюхи, которую я стираю новой пощечиной.

– Нет, Мирей, шутки кончились. Пора садиться за стол. Впрочем, ты уже сидишь на нем. До сих пор ты смотрела на меня как на лопоухого фраера, но я тебе докажу, что ты попала пальцем в глаз, да так глубоко, что можешь коснуться изнутри своих трусов. Анджелино ходит сюда не время от времени, чтобы пожрать. Здесь у него лежбище, красавица. Здесь он хранит запас своего поганого кьянти. Я тебе скажу одну вещь. Когда я начал переговоры у двери, ты позвала своего мужика, а сама пошла в другую комнату. Как-то не по-женски линять, когда назревает мордобой. Наоборот, в этот момент бабы стараются устроиться поудобнее, чтобы все видеть. Так что же ты там делала?

Я усмехаюсь.

– Ха, мусор, да ты разбираешься в психологии!

– Я скажу, что ты делала, обворожительная сирена. Ты пошла за пушкой, а главное – подать сигнал тревоги. Анджелино слишком хитрый малый, чтобы не принять меры предосторожности. Спорю, что, когда он уходит, вы ставите условный знак на окно комнаты, выходящей на бульвар.

Поскольку мы находимся как раз в этой комнате, я смотрю на окно и разражаюсь хохотом. Система простейшая: одна из штор, а именно правая, завязана.

Я возвращаю ее в нормальное положение.

– Код, доступный даже такому воробьиному мозгу, как твой, – говорю. – Завязанная штора означает опасность. А если обе опущены – «все в порядке».

Я попал в десятку. Несмотря на персиковый цвет кожи, Мирей становится белой.

А я от души смеюсь. Не столько потому, что поставил ее на место, а главным образом из-за того, что чувствую, как мой мозг начинает серьезно работать.

Я подхожу к девочке и машинально провожу рукой по нейлону ее чулок, обтягивающих точеные ножки – крепкие, нежные и теплые.. Как они говорят! Парень, заявивший однажды, что с цветочками в руках вы не нуждаетесь в красивых словах, не подумал о ножках Мирей. Какое красноречие!

Она больше не пытается меня соблазнять, потому что знает: моя рука переменчива – то ласкает, то лупит.