– В чем дело?
Я вталкиваю его в глубь его владений. На подушке мурлычет толстый кастрированный кот. Пахнет дешевыми духами. Он понавешал фонариков, чтобы сделать свое жилище более веселым и порочным. Наверное, здесь он и ублажает мадам Монфеаль. Я, хорошо знающий жизнь, а также как ею пользоваться, ставлю на все, что хотите, против того, чего у меня нет, что этот тип, несмотря на его невозможную рожу, должно быть, является своего рода маленьким Казановой. Наилучшими в постели оказываются не самые красивые. Что касается меня, то я в этом плане одно из редких исключений, которые подтверждают правило.
Этот недомерок со своим носом, напоминающим слалом, и траченными молью глазами, должно быть, является асом в постели.
– Полагаю, вы меня узнаете?
– О, конечно, – говорит он без особого смущения.
Он производит впечатление человека скорее недовольного, чем испуганного.
Мой эскорт входит следом за мной. Дверь закрывается. Где-то в его столовой в стиле Карла XI радио тихо играет мелодии, избавляющие от проказы.
Мы входим в зал. Самое интересное заключается в том, что я не имею права на этот ночной визит, и самое забавное, что он это знает.
– Вы уже спали? – извиняясь, спрашиваю я.
– Я собирался ложиться. Чем вызван этот поздний визит, господин комиссар?
Я устал. У меня нет никакого желания разговаривать. Я решаю пойти с козырной. Этот тип не вызывает у меня сочувствия. Его одиночество дурного свойства.
– Берю, – говорю я, – ты не хочешь взять в свои руки руководство операцией?
– Я как раз собирался предложить тебе это, – отвечает мой друг.
Пино поглаживает фарфоровую задницу статуэтки, навевающей определенные мысли. Морбле теперь дышит только носом. Это напоминает шум кузницы, кующей победоносную сталь.
Я хорошо знаю моего Толстяка. В исключительных ситуациях он умеет проявлять и исключительные способности.
Он срывает свою шляпу и надевает ее на Диану-охотницу, котора задается вопросом, что с ней произошло. Затем он снимает куртку, вешает ее на спинку стула и подходит к Беколомбу. Он ничего не говорит. Он на него смотрит. От этого молчания нам становится не по себе. Молчание длится. Слышится лишь носовое дыхание друга Морбле, которому в ближайшие дни следовало бы удалить полипы.
– Я... я вас прошу! – скрежещет зубами Беколомб.
– Спасибо, – отвечает Тучный.
Глядя на его рожу, никогда в подобных случаях не знаешь, что и как произойдет. На этот раз все начинается с крока, точнее, с удара локтем в живот хиляка. Продавец туалетной бумаги квакает и сгибается пополам. Ударом того же локтя, но теперь уже в подбородок, Берю заставляет его выпрямиться.