Легко можно было бы, отталкиваясь от этого признания, обнаружить в фолкнеровских книгах переклички с сюжетами Ветхого Завета, библейские имена; да и самый тон прозы часто звучит с величавой торжественностью древнего памятника.
Но дело, понятно, заключено не в поисках конкретных примеров близости этому памятнику. Тем более что религиозные мотивы у Фолкнера отнюдь не исчерпывались Ветхим Заветом. Ему была близка сама идея христианства, которое он, впрочем, толковал совсем не в духе религиозных догматов. Будучи совершенно поглощен проблемами человеческого духа, задачами нравственного выпрямления человека, Фолкнер и христианскую доктрину пытался развернуть в этом решающем направлении. Христианство, говорил он, -- "это индивидуальный кодекс поведения человека, посредством которого он улучшает свою природную сущность... Независимо от символа -- будь это крест, распятие или что-либо иное, -- он, символ этот, служит человеку напоминанием о его, как члене человеческого общества, долге. Он не может научить человека добру, подобно тому, например, как учебники преподносят ему начала математики. Христианство помогает человеку обнаружить самого себя, выработать для себя определенный моральный кодекс... дает несравненный пример страдания, жертвенности, обещания и надежды" {4}.
Это, впрочем, особая тема, а у нас сейчас речь идет только о древнем литературном тексте. Не просто сюжеты и не просто стиль искал в Библии Фолкнер -- в ней он, думается, усмотрел, а может, просто интуитивно уловил некоторый образец, некий общий эстетический принцип построения материала, который отвечал его, писателя XX века, внутренней художественной задаче.
Тут я сошлюсь на прекрасную статью С. Аверинцева "Греческая "литература" и ближневосточная "словесность", автор которой, сопоставив два творческих принципа восприятия среды и человека, заключает: "Библейский мир -- это "олам"... -- "век"... поток времени, несущий в себе все вещи: мир как история. Внутри "олама" пространство дано в модусе временного движения -как "вместилище" необратимых событий... Греки живут настоящим, Восток -всем временем. Ближневосточная поэтика (и Библия как наиболее законченный ее образец. -- Н. А.) -- поэтика притчи; люди изображаются лишь в связи со смыслом действия, а не как объекты описания" {5}.
Подобный взгляд на человека был близок и Фолкнеру -- его персонажи, даже и помимо воли своей, оказываются втянутыми в поток обстоятельств, в бесконечно огромную орбиту времени. Недаром название фолкнеровских краев в переводе с языка индейцев племени чикесо звучит "медленно течет река по равнине". У этой реки нету конца и начала, о чем Фолкнер сам сказал с совершенной определенностью: "никакого "было" не существует -- только "есть".