Лука не отходил от товарища, допытывался о Катуари.
— Даже не слыхал ничего про нее, — успокаивал друга казак. — К тому же я даже доволен, что получил стрелу. Рана пустяковая, но я теперь могу остаться здесь. Нас и так полегло больше двадцати человек за последние две недели.
— Так много? — удивился Лука.
— Что ты хотел? У них у половины были английские мушкеты. Правда, и мы у них выбили с полсотни человек. Да всё это мне не по душе, Лука. Не стоило мне туда ввязываться.
— Пленные были? — допытывался Лука.
— Раненых добили, а нескольких пленных пытали, но что выпытали, мне неизвестно. Я как раз получил стрелу и уехал домой.
— Как ты считаешь, Савко, нашей усадьбе грозит что-нибудь?
— Бог его знает, Лука! Во всяком случае, поблизости от нас ни одна усадьба не пострадала. Больше по ту сторону горы. Но оружие надо держать наготове, это я знаю точно, Лука. А может, это твоя краля оберегает здешние усадьбы?
Сверкающие глаза Савка лукаво прищуривались, давая понять, что тайна Луки уже ни для кого не является тайной.
Исчез Жан. Лука целый день его не видел. Индейцы продолжали работать на верфи, а мальчишки нигде не было.
Лишь через три дня он появился, весь ободранный и измученный.
— Ты где пропадал, паршивец? — накинулся на мальчишку Лука.
— Быть лес, Люк. Хотеть сам поглядеть, что там делать.
— И что ты увидел? Говори же!
— Плохо, Люк! Караибы победить нет! Я плакать. Плохо!
— Ты в этом не виноват, Жан. Ты ведь очень даже многое сделал для своего народа. А Катуари? Ты ее нашел?
— Нет, Люк. Один караиб говорить, что она на гора. Прятаться.
Лука немного пришел в себя, поняв, что с Катой пока ничего страшного не случилось. Но смертельно захотелось увидеться, поговорить, убедить в бесполезности ее участия в этой бойне, исход которой предрешен.
Он понимал, что это пока невозможно, но мысль эта прочно засела в голове.
Всем было ясно, что война не закончена. Французы горели непреодолимым желанием покончить с караибами раз и навсегда и не успокаивались.
Отдельные группки индейских воинов еще появлялись то в одном, то в другом месте, с дерзостью отчаявшихся жгли усадьбы. За ними бросались отряды поселенцев, устраивали настоящую охоту.
А ряды караибов таяли почти каждый день. Их женщины и дети были первыми жертвами бойни, а мужчины горели мстительным огнем, мало помогавшим им.
Приехал Назар. Был он угрюм и неразговорчив. Лишь на следующий день у Луки появилась возможность разведать, что так повлияло на настроение друга.
— Знаешь, Лука, ты, видимо, был прав, отказываясь от участия в этой бойне.
— Что так, Назар? Чем ты расстроен?