— Ужасное зрелище! Такая жестокость! Причем совершенно бессмысленная и не оправданная. Резали, кололи всех без разбора. При чем тут малые дети и старухи? Всех уничтожали, как у нас говорят, до ноги. Ужасно! И это христиане! Жуть берет. Пираты — и те так не поступали.
— Говорят, что хуже войны ничего не может быть, — философски заметил Лука. — Идет уничтожение целого народа. Согласен, что это ужасно. Ты должен знать по книгам, как это было и у нас при нашествии татар. В Киеве никого не осталось живыми. А это тебе не горстка караибов в тысячу человек.
— Это верно. Но то были завоеватели, дикие и необузданные. А это французы! Цивилизованные люди! Словно татары. Но те хоть детей, баб да хороших мастеров в плен брали, а эти резали всех. А пленных брали лишь для пыток, чтобы выведать какие-то тайны.
Лука насторожился. Назар, конечно, не имел в виду его личное участие во всей этой истории, но одно упоминание о пытках пленных встревожило.
— Про индианку ничего не слышал? — осмелился спросить Лука. Тот покачал головой и замолчал. Потом сказал угрюмо:
— Попадись она им, тут же вспороли бы живот, как многим женщинам, особенно беременным. Как такое могут творить христиане?! В голове не укладывается!
Назар был сильно взвинчен, обескуражен и никак не хотел успокоиться. Прошел месяц. Назар понемногу успокаивался, но от предложений опять поехать в отряды французов категорически отказывался.
— Я считаю себя христианином и не приемлю такой войны, поголовного и жестокого уничтожения народа. А они тут были хозяевами, с которыми надо считаться.
— Сударь, речь идет о судьбе наших усадеб, — говорили посланцы, вербовавшие добровольцев.
— Мы несколько лет жили мирно с туземцами. Чего ради начали их преследовать? Мы готовы жить и сейчас с ними в мире и согласии. Места хватило бы на всех. Нет, я больше не участвую в ваших авантюрах. С меня довольно!
Вербовщики с недовольством, граничащим с озлоблением, покинули усадьбу.
— Это нам может повредить, — вздохнул Лука, хотя в душе был доволен решением Назара.
— Ну и пусть! Лучше терпеть плохое, чем участвовать в кровавых избиениях несчастных караибов, вина которых лишь в том, что не могут они вынести издевательства белых.
— Что ж, придется готовиться к худшему, — отозвался Лука. — Нам не привыкать. Переживем, друже.
Больше месяца их никто не трогал. Потом начались непонятные вещи. С Лукой и Назаром не хотели совершать сделки, некоторые торговцы не продавали им товар, оправдывая себя различными глупыми отговорками.
— Придется нам переходить полностью на свое хозяйство, — заметил Лука спокойно, хотя внутри бушевало раздражение и озлобление.