Эусебио Моралес тоже закричал, сначала от страха за себя, а потом за своих драгоценных пауков, которых его друзья с таким трудом за большие деньги контрабандно протащили через российскую таможню.
Негр, стыдливо прикрывая руками все еще вздыбленный член, быстренько метнулся в смежную комнату, где, как я поняла, он оставил свою одежду.
Эусебио со стонами и причитаниями аккуратно подобрал пауков-птицеедов, засунул их в банку, и, убедившись, что с ними все в порядке, вперил в меня пылающий гневом взор.
— Que coco haces aqui? — яростно крикнул он и, спохватившись, перешел на русский: — Какого черта ты вламываешься сюда, как не получивший вовремя взятку налоговый инспектор? Ты что, не видишь, что на дверях табличка «Не беспокоить»? Кстати, там это на трех языках написано. Так какого рожна тебе надо?
— Извини, Эусебио, — смущенно сказала я. — Я так спешила, что не обратила внимание на табличку. Так это и есть «араньяс милагросас»? Я уже наслышана о них.
Он сокрушенно покачал головой.
— Этот парень и так из-за баб импотентом стал, а тут еще ты его насмерть перепугала, — простонал он. — И, главное, в самый ответственный момент, когда у него только-только член встал. По твоей вине он чуть пауков не угробил! Теперь все лечение насмарку!
— Да вроде пока все в порядке, — я попыталась утешить эквадорца. — Когда он в дверь выскакивал, член у него еще здорово стоял. Может, все и обойдется. Кстати, я Ирина, подруга Аделы.
— Да я помню тебя, — махнул рукой Эусебио. — Ты учила испанский у Альды.
— А что такого страшного женщины сотворили с этим негром, что он импотентом стал? — не удержавшись, поинтересовалась я.
— Лучше не спрашивай! — закатил глаза Чепо. — Ахоно, правоверный мусульманин, у них в Африке женщина знает свое место и особо не возникает, а тут ему пришлось учиться в «Лумумбе». Бедняга завалил социологию, и преподавательница, семидесятилетняя карга, к тому же страшная, как семь смертных грехов, пригласила его на переэкзаменовку к себе домой.
— И что? — нетерпеливо спросила я, поскольку эквадорец отвлекся, пытаясь определить, не повреждены ли хелицеры пауков.
— Преподавательница попросила подождать, а потом вышла к нему в чем мать родила, — пожал плечами Эусебио. — Ахоно упал в обморок, преподавательница, не спрашивая, поставила ему тройку, но с тех пор он смотреть не может на женщин. Даже с мужчинами у него и то не всегда получается. А теперь ему надо возвращаться домой. Там придется жениться, завести кучу детей. Вот Ахоно и пришел ко мне, все шло отлично, а тут вдруг появилась ты и все испортила.