На самом деле путь от лавки до дому невелик. Долгим его делали непривычная тяжесть, неизменная жара да сознание униженности, не покидавшее Лудицкого все последнее время.
В душе в очередной раз зародилась злость. На Кабанова, на остальных людей, на судьбу, на этот остров, на весь мир, отдельно — на женщин.
— Спасибо, Петр Ильич. Поставьте корзину на кухне, — вежливо (черт бы ее побрал!) поблагодарила Наташа.
Платье на ней было длинное, до самой земли, однако с глубоким декольте. Девушка как раз наклонилась, поправляя скатерть на столе, и взор Лудицкого поневоле устремился на приоткрытую, приподнятую корсажем грудь.
Ощущение было как у мальчишки, впервые увидевшего дотоле запретное. Дыхание сперло, и возникло мучительное желание хотя бы дотронуться до этих прелестей, помять их, а там — будь что будет!
Да и Наташа, если подумать, давно живет без мужской ласки. Кабанов со своими кораблями исчез, как сгинул в море-океане. Может, и не вернется. А хоть и вернется — от нее не убудет.
В данный момент Лудицкому было на все наплевать. Он хотел эту женщину, и никаких посторонних мыслей в голове не было и быть не могло.
— Что с вами, Петр Ильич? — Наташа уловила перемену в слуге, но, не видя в нем мужчину, не поняла причины.
Экс-депутат дрожал от возбуждения. Мир сузился до прикрытого платьем женского тела. Или, может, ладная девичья фигурка неведомым образом смогла заслонить собой весь мир.
— На вас лица нет. Вы не заболели? — Наташа шагнула к депутату, тревожно вглядываясь в него.
Она была рядом, почти вплотную. Лудицкий уловил исходящий от девушки запах духов.
— У вас температура?
Нежная девичья ладонь легла Лудицкому на лоб проверить предположение. Это окончательно свело бывшего депутата с ума.
Одной рукой он ухватился за стройную девичью талию, а вторую запустил в декольте, ощутил упругие полушария и жестко сжал одно из них.
Девушка вскрикнула и инстинктивно отпрянула.
В ответ Лудицкий рванул ее к себе. Сейчас он чувствовал себя зверем... да и был им.
— Наташа, Наташенька, милая моя... — слова срывались с языка сами, не неся особого смысла.
Петр Ильич попытался рвануть мешавшую материю, однако она оказалась неожиданно крепкой.
Наташа пыталась вырваться, несколько раз ударила Лудицкого, только они были так близко, что места для замаха не было, и удары получались слабыми, еще больше раззадоривающими мужчину.
Теперь Лудицкий пытался задрать на девушке платье. Сделать это стоя мешала длина. На его счастье, подвернулся стол, и Петр Ильич стал заваливать Наташу на него.
— Ай! — не по-мужски вскрикнул Лудицкий, когда Наташа изловчилась и укусила его за руку.