Все-таки мужчина был сильнее. Он потихоньку одерживал верх, хотя никак не мог изловчиться одновременно удерживать девичьи руки и поднять на достаточную высоту длинный подол.
Непонятно, чем бы это все кончилось, только дверь внезапно отворилась, и в комнату влетела Юленька.
— Наши пришли! Паруса на горизонте! — выкрикнула она по инерции, прежде чем поняла смысл разыгрывающегося перед ней действа.
Едва поняла и сразу вцепилась в Лудицкого сзади, стала оттаскивать его от подруги и при этом не забывала короткими словами сообщать все, что думает о депутате.
Лудицкий не сдавался. Он все еще пытался одолеть свою жертву. Его желание пошло на убыль, он сам уже не понимал, зачем это все надо, только остановиться не мог.
Вошедшая в раж Юленька отскочила, сорвала со стены пистолет и изо всех сил ударила несостоявшегося насильника по голове.
Какое-то время Петр Ильич продолжал нависать над Наташей, а затем с грохотом обрушился на пол.
Сознание вернулось к нему практически сразу. Болел затылок, ныла укушенная рука, горела шея, а самое страшное, пришло осознание собственного поступка. Осознание, вдвойне усиленное известием о возвращении Кабанова.
Девушки тяжело дышали, никак не могли прийти в себя. Наташа машинально поправляла туалет, а экс-депутат сидел на полу, держался руками за голову и тихонько стонал.
— Наташа, как ты? — На Лудицкого Юленька не смотрела. Мало ли какой предмет может валяться в доме?
— Хорошо, — чуть улыбнулась подруге девушка, а затем неожиданно пнула Петра Ильича носком ноги под ребра.
Дыхание Лудицкого перехватило. Его никогда не били, разве что в позабытом детстве, и удар показался ему очень болезненным.
Юленька ободрительно улыбнулась. Хорошо хоть, добавлять не стала. Вместо этого она вспомнила новость, с которой минуту назад влетела в комнату, и повторила:
— Наши возвращаются. И «Кабан», и «Лань», а с ними еще два корабля. Часа через два войдут в бухту.
Наташа всплеснула руками. Во время борьбы она не расслышала слов подруги, и радость грядущей встречи для нее была полной неожиданностью.
— Надо готовиться! Скорее!
Еще секунда — и девушки умчались бы искать кухарку, заказывать ей парадный обед, помогать в этом деле, а заодно и наводить на себя марафет, дабы предстать перед своим мужчиной неотразимыми и прекрасными.
— Простите! — вопль позабытого Лудицкого остановил подруг уже в дверях. — Бес попутал! Никогда! Ни единым словом! Сам не знаю, что нашло! Не губите! — скороговоркой выкрикивал Петр Ильич, подползая на коленях к девичьим юбкам. На его лице был написан такой ужас, будто не о прощении шла речь — о жизни и смерти.