— От палубы — да. А если в крюйт-камеру попасть? — Улыбка у Командора получается недобрая.
Тут уже затрагиваются общие интересы, и я не выдерживаю:
— Ладно, взорвется. Нам что от этого? Сокровища со дна морского поднимать? Так аквалангов у нас нет.
— При чем тут сокровища? Нам необходимо оружие на крайний случай. Если уж прижмут и деваться будет некуда.
Не знаю, правду ли сейчас сказал Командор, или это он осознал свой промах, но некоторый резон в его словах есть. Жизнь чревата неожиданностями, и надо по возможности учитывать все.
— А для погони за сокровищами хороши ядра с цепью, — продолжает Командор. — Сколько помню, их позднее использовали на флоте. Не помню, как назывались. Брандскугели? Нет, это вроде бы зажигалки. Книппеля, вот! Нам нужны две половинки, соединенные цепью. Хорошая вещь. По слухам, мачты срубает только так. А уж без мачт бери его спокойно тепленького.
— Смотрю я на вас, блин, вам что, делать больше нечего? Или лишние люди покоя не дают? Мало их погибло, вам еще подавай! — со злостью произносит Валера.
И затихает под тяжелым взглядом Командора. Лицо у Сереги жесткое, как в бою, и мне кажется, что он сейчас или заговорит приказами, или пошлет Валеру к какой-то матери.
Но Кабанов молча раскуривает трубку, и я вдруг замечаю, что пальцы у него слегка дрожат.
— Они уже погибли, Валера, — неожиданно мягко произносит Командор. — И мы этого не изменим. А вот отомстить за их гибель я не прочь. Не один такой сэр Джейкоб по Архипелагу плавает. И я не хочу, чтобы гибли невинные люди. Да и добраться до России — деньги нужны. Не своим же ходом дюжиной человек через океан, а потом еще пешком через чужие государства. Если у тебя есть другое реальное предложение, я буду только рад. Гнить здесь всю жизнь на плантации я не намерен. Даже в качестве плантатора.
Я подумал и решил, что быть плантатором тоже не хочу. Хватило с меня пребывания на Ямайке. Правда, там я был рабом. Но все равно. Управлять людьми, словно скотиной, не для меня. Тут нужна ежедневная жестокость. Это не мое удовольствие.
Трудиться же самому... Не в смысле, что я лентяй, только работать на земле надо уметь и любить. Я не люблю. Каждому — свое.
Валера тоже молчит. Путь Командора ему не по душе, но и предложить что-либо другое он не в состоянии.
Один Сорокин явно готов без споров поддержать любые начинания Кабана. Уж не знаю, из армейской ли солидарности, из дружеских чувств, веры в талант нашего атамана, а то и собственных наклонностей, только новый поворот нашей одиссеи его явно не смущает. В его направленном на Валеру взгляде читается явное осуждение.