Нет, убивать ценных пленных никто не подумает, но здесь дамы, и мало ли что...
— Все спокойно? — спрашиваю для порядка, ибо все ясно и так.
Матрос кивает, а затем с интересом спрашивает:
— Сколько?
Понимаю, что речь идет о захваченных деньгах, и искренне отвечаю:
— Не знаю. Никак сосчитать не могут.
Флибустьер расплывается в довольной улыбке. Раз не могут, значит, много. Что еще надо для неверного пиратского счастья?
— Пойду перекинусь словечком с пленными. — Поворачиваю вставленный ключ и деловито вхожу в каюту.
По нынешним временам и кораблям, не каюта, а целые апартаменты. Даже с балконом. Моя на бригантине ни в какое сравнение не идет. Или теперь это тоже моя?
Лорд на правах раненого возлежит на кровати. Рядом сидят его дочь и толстый сэр. Служанка возится в углу.
На правах победителя по-хозяйски опускаюсь в свободное кресло. Шляпу принципиально не снимаю. Здесь подобный жест значит многое.
— Жалобы есть, господа? — тоном поверяющего из вышестоящего штаба спрашиваю у присутствующих.
— Благодарю. Ваш лекарь был столь любезен, что извлек пулю и сделал мне перевязку, — учтиво сообщает мне лорд.
Киваю, и тут в дело вступает толстяк:
— Капитан Санглиер! Я хочу узнать, по какому праву вы захватили наш корабль?
— Не капитан, а Командор, — поправляю его.
Нечего понижать меня в звании, хотя, конечно, никакое это не звание, а так, прозвище.
— Извините, Командор, — несколько сбивает спесь толстяк.
Ему-то откуда знать, что никаких чинов в его времени я не имею? Да и вообще, еще не родился.
— Но все равно, по какому праву? Ведете себя, как корсар...
— А я и есть корсар на службе его величества французского короля. Надеюсь, джентльмену верят на слово и бумаги показывать не надо?
Это я вспоминаю популярный анекдот про игру соотечественника с чопорными британцами.
Толстяк анекдота не знает, и потому намек остается для него непонятным. Да я к этому и не стремился. Не поймет-с. Англия.
И тут я понимаю, что вопрос был произнесен на французском, ответ — на английском. Должно быть, я машинально продолжил беседу на том языке, который знал лучше.
— Прибегнуть к обману с флагом... — переключается тогда на другое сэр Чарльз. Снова на французском.
— Не обман, а военная хитрость, — поправляю его на том же языке. Понимаю, что прононса у меня нет, но черт с ним!
Тут же замечаю, что возмущение толстяка во многом наиграно. Говорит, а сам смотрит на меня внимательным взглядом, словно пытается найти ответ на очень важный для себя вопрос.
Дочка лорда тоже то и дело устремляет на меня свои ясные очи. Сквозь природное высокомерие в них сквозит какое-то чувство, однако я не специалист по женским взглядам и даже не пытаюсь понять какое.