Иом, вот здесь изображено то, что я чувствую, и объяснить это я могу только таким образом: жизнь всех людей, их судьбы — они здесь, внутри моей сферы!
Он указал на рисунок, куда-то на Сферу Общественную и Сферу Невидимого. Иом заглянула ему в глаза и ей показалось, что она поняла. Она сама всю жизнь была Властительницей Рун, и ей доверялись некоторые государственные дела. Надежды, мечты и судьбы своих подданных были частью и ее жизни.
— Понимаю, — прошептала Иом.
— Да, понимаешь, но не все, — вздохнул Габорн, — не все. Я чувствую… чувствую приближающуюся грозу. Меня предупреждает Земля. Опасность близко. Опасность не только для тебя или меня, но и для всех Избранных, для каждого мужчины, женщины и ребенка, которых я избрал.
Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы их защитить — все, даже если я обречен. Я должен искать союза с Радж Ахтеном.
Слушая его взволнованный голос, Иом поняла, что Габорн еще не принял решения и ждет ее одобрения.
— И в какую же из твоих сфер вхожу я? — спросила она, показав на рисунок, лежавший у него на коленях.
— Во все, — сказал Габорн. — Неужели ты не понимаешь? Это не моя постель и не твоя. Это наша постель, — он коснулся своей груди. — Это не мое тело и не твое, это наше тело. Твоя судьба — это моя судьба, а моя судьба — твоя. Твои надежды — мои надежды, и мои должны стать твоими. Я не хочу никаких стен, никакого разделения между нами. Если есть что-то подобное, значит, мы не женаты по-настоящему. Значит, мы не едины.
Иом кивнула. Она поняла. Ей приходилось раньше видеть такие браки, когда супруги столько отдают друг другу, становятся так близки, что делят все, даже самые нелепые привычки и взгляды.
Иом и сама хотела такого союза.
— Думаешь, ты один такой образованный, — сказала она, — что щеголяешь знанием тайных учений. Я вот тоже кое-что слышала о Палате Сновидений.
В Доме Разумения, в Палате Сновидений говорят, что человек рождается в слезах. Он плачет, чтобы мать дала ему грудь. Плачет, чтобы мать услышала, если он упадет. Плачет, чтобы получить тепло и любовь. Становясь старше, он учится определять свои желания. «Хочу есть!» — плачет он. «Хочу тепла. Хочу, чтобы наступило утро». И когда мать утешает ребенка, ее слова — это тоже плач: «Хочу, чтобы ты не плакал».
Потом мы учимся говорить, но почти все наши слова — тоже плач, только более внятный. Вслушайся в каждое слово, которое тебе говорят, и услышишь мольбу. «Хочу любви». «Хочу утешения». «Хочу свободы».
Иом умолкла, чтобы выждать паузу, и по тому, что Габорн не прервал внезапно наступившую тишину, поняла, как внимательно он ее слушает.