Увы, во время войны Баннисферу не выстоять. Он погибнет, а с ним уйдет в небытие и вся его красота. Чудесные купальни и дома песнопений сложены из камня, но они строились, чтобы радовать глаз, а вовсе не для обороны. Слишком узки были дверные проемы, слишком велики окна. Да и на мостах, через реку Двинделл, таких широких, что экипажи катили по ним в ряд, вражеской атаки не сдержать.
Габорн вернулся к Южному Рынку и неторопливым шагом проследовал сквозь облако медоносных пчел в свою гостиницу.
Он твердо вознамерился сдержать данное Боринсону слово и провести день в безопасном месте. Найдя в углу подходящий столик, принц заказал достойный гурмана обед, откинулся на стуле и вытянул ноги.
Хроно уселся напротив. Почувствовав желание отметить удачную помолвку Боринсона, Габорн подозвал кудлатого парнишку, лет на пять моложе его самого, швырнул ему серебряную монету, и приказал:
— Принеси нам вина. Для Хроно какого-нибудь послаще. А мне — дурманного.
— Да, сэр, — ответил малец.
Габорн огляделся по сторонам. В столь ранний час народ еще не собрался: в рассчитанном на три дюжины посетителей зале было занято лишь несколько мест. В дальнем углу двое смуглых мужчин негромко обсуждали сравнительные достоинства городских питейных заведений. Над головой кругами вились зеленые мухи. Снаружи, на рынке, повизгивала свинья.
Надо думать, к вечеру здесь будет полно людей.
Вернулся прислужник. Он принес две коричневые глиняные кружки, и две бутыли из желтого стекла. Настоящие бутылки, а не кожаные фляги, какие в ходу на юге. Каждая из них была запечатана красным воском, с выдавленной на нем литерой "Б". Почтенный облик покрытых глубоко въевшейся пылью бутылей указывал на превосходное качество содержимого. Габорн не привык к подобным напиткам: вино, привезенное в бурдюках, даже после того, как его разливали в кувшины, долгие месяцы отдавало уксусом.
Паренек плеснул каждому в кружку и поставил бутыли на стол. Они были так холодны, что на них тут же начала конденсироваться влага.
Рассеянно рассматривая бутыли, принц непроизвольно потянулся, и мазнул по стеклу пальцем, пробуя пыль. Ведь это тоже земля. Добрая землица, пригодная для посадки.
Хроно отхлебнул вина и уставился в кружку.
— Хм… — пробормотал он, — Дивное вино. Отроду такого не пробовал.
В считанные секунды он осушил кружку до дна и, после недолгого раздумья, налил себе новую.
Габорн воззрился на него с удивлением — никогда прежде такого за Хроно не замечалось. Этот человек всегда и во всем проявлял умеренность — он не пьянствовал, не волочился за женщинами, да и вообще был чужд всякого рода слабостям и порокам. Преданный служитель Лордов Времен, он все свое время посвящал единственному делу — ведению летописи королевских деяний. Летописец был породнен с другим членом того же ордена. Оба они взаимно передали друг другу дар ума, а потому имели один общий разум. Каждый знал то же, что и другой. Зачастую такое объединение влекло за собой безумие, ибо напарники начинали бороться за контроль над общим сознанием. Эти двое сохранили рассудок лишь потому, что оба перестали быть личностями, всецело уступив свое "я" ордену. И вот теперь, где-то в отдаленном монастыре, на одном из островков за Орвинном, другой человек записывал все, что удавалось узнать Хроно.