— Какого мужика?
— В машине, который сидел.
— Я его видел мельком. Темный такой, смуглый.
Волосы долговатые, уши закрывают и челка такая, как у Гитлера — набок, — Щукин показал на себе.
Но его непослушные седые пряди так не укладывались. Комбат улыбнулся. Подберезский тоже рассмеялся.
— Ну ты, мужик, даешь.
— Что даешь? Что? А кто это такой? Чего он ржет?
— Это Андрей Подберезский, тоже парень с фотографии.
Щукин захотел подшутить, спросить:
«А этот почему жив?» — но не осмелился.
— Значит, так, — пробурчал Комбат, — Андрюха, ты все слышал?
— Все, Иваныч.
— В ГАИ у тебя есть знакомые?
— Найдутся.
— Узнай, если сможешь, кто хозяин белого «гольфа», фамилию, адрес, или на кого машина записана.
— Узнаю, Иваныч, завтра же буду знать. Напрягу мужиков, у меня есть два лейтенанта знакомых.
В тир приходят пострелять, ты их, наверное, знаешь?
— Может, и знаю, — Комбат задумался.
Номер, марка машины, уже давали какой-то шанс продвинуться вперед. Но вполне могло оказаться, что машина зарегистрирована на одного, а ездит на ней по доверенности другой человек. Могло оказаться, что этот «гольф» в розыске, что номера фальшивые или такого номера вообще не существует. Да и где гарантии, что этот человек имеет отношение к Тормозу, к фирме, к расстрелу охраны на дороге рядом с Серпуховом. Шанс, что это так, не велик.
Тем мужиком вполне мог оказаться валютчик или просто один из приятелей Тормоза. Но проверять все равно надо было.
— Ты знаешь, — сказал Комбат, обращаясь к Щукину, — тебя сейчас милиция ищет, думаю, роет землю.
Ты им нужен больше воздуха. Если они тебя найдут…
— Не найдут они меня, у меня есть такое местечко, где меня ни одна живая душа не отыщет.
— Знаешь что, Семен, самое лучшее место — вот эта вот квартира. Лучше тебе из нее не высовываться.
Вдруг твой Тормоз связан с милицией? — высказал Комбат совершенно бредовую мысль, еще не понимая, насколько близка она к истине. — Если милиция тебя найдет, ты уже не жилец.
— Ты брось! — воскликнул Семен Щукин, хотя и знал, чем иногда занимается московская милиция, знал, что в словах Бориса Ивановича есть доля правды, и немалая.
Ведь именно милиции Щукину приходилось платить дань со своего, вообще-то, безобидного промысла.
И милиция не только не гнушалась брать кровно заработанные денежки, а наоборот, каждый раз требовала больше и больше.
Подберезский взглянул на Щукина, затем на Комбата.
— Да, будет лучше, если этот друг посидит у тебя, Иваныч. Или, если хочешь, я перевезу его к себе?
— Нет, пусть уж будет, как получилось, может, опознать кого придется.