— Это хорошо, что чай, — произнес Комбат, а то кофе сейчас повсюду, а у меня от него изжога.
Мужчины даже не успели допить по чашке чая, как в клуб пришел Валера. Подозрительно покосился на гостей, но поздоровался за руку.
— Зачем вам капитан понадобился?
— Долго рассказывать, — ответил Рублев, — но поверь, надо.
— Надо кому — вам или ему?
— И ему, и нам.
— Не думаю, что он обрадуется, если вы его Отыщите.
— Эти ребята свои, плохого ему не сделают, — убежденно произнес Иванков.
— Если поклянетесь, что не для плохого его ищете, скажу, — внимательно изучив лица Комбата и Подберезского, пообещал Валера.
— Клянусь, — неловко произнес Комбат и толкнул Подберезского.
— Клянусь, — повторил тот.
И пряча глаза, Валера рассказал, что неделю тому назад встретил Щукина на Калужской линии метре, когда тот, объезжая состав на инвалидной коляске, собирал милостыню.
— Где он ноги-то повредил? — почти шепотом спросил Паша.
— В том-то и дело, ноги у него в порядке. На жизнь он теперь так зарабатывает, спился. Но врать мне не стал. Во всем признался.
— Он все так же бороду носит? — хоть и чувствуя, что в такой ситуации лучше смолчать, все-таки спросил Комбат.
— Да, такой же, только не в костюме, а в камуфляже, борода, волосы длинные, лицо загорелое, что у негра. Но награды при нем, — как еще об одном подвиге своего бывшего командира сообщил Валера.
— На Калужской, значит? — Борис Рублев поднялся, крепко пожал руки все еще продолжавшему прятать глаза Валере и погрустневшему Паше.
— Всяко, ребята, в жизни бывает. Никто не знает, как оно повернется.
— Увидишь его, майор, привет передай от Валеры и от ребят. И помни, что мне пообещал.
Рублев с Подберезским вышли на улицу. Безрадостный осенний пейзаж и настроение мужчин удивительным образом гармонировали, дополняли друг друга.
— Как на кладбище, — пробурчал Рублев, глядя на деревья, уже без листьев, на пустынный переулок.
— И решетка на окне словно кладбищенская ограда, — добавил Подберезский, садясь в машину.
— Поехали.