Ему доводилось знавать людей, которые могли проспать до полудня, а то и дольше и не видели в этом ничего дурного. Михеич не осуждал их — каждый живет, как умеет, но и понять тоже не мог, как ни пытался.
Как можно убивать время на сон, когда человеческий век и без того короток? Правда, вставать по утрам становилось все труднее, особенно теперь, когда ночью уже случались заморозки, но Михеич нашел выход из этого невеселого положения: едва открыв глаза, он начинал думать о том, как плещется о пологий песчаный берег мелкая волна, как тихо стоят в молочном тумане березы и как гуляет на зорьке рыба.
Эти мысли, как всегда, помогли. Михеич встал, натянул галифе и сапоги и тяжело протопал в ванную. В газовой колонке вспыхнуло синеватое пламя. Михеич подставил руку под струю воды, ожидая, когда пойдет горячая, и тут вспомнил о вчерашнем телефонном звонке.
Настроение у него моментально упало до нуля.
В голову сразу полезли мрачные мысли. А что, подумал Михеич, места тут тихие, глухие... Зазвать эту сволочь сюда, вывезти на середину озера да и тюкнуть топором по башке. Какая разница, чем рыбу прикармливать? Хоть какая-то польза будет с гада... Другое дело, что грех на душу брать не хочется. Хотя, с другой стороны, не первый ведь он, грех-то...
Да нет, подумал он. Быть не может, чтобы этот гад не подстраховался. Тюкнешь его, а завтра, глядишь, и сам ноги протянешь.., а то и, того хуже, за проволоку сядешь. Хорошо это будет?
Вода нагрелась. Михеич выдавил на помазок немного крема для бритья и стал неторопливо намыливать щеки, за ночь сделавшиеся шершавыми, как наждачная бумага. Когда пена загустела, сделав его похожим на деда мороза, он вставил в станок новое лезвие и провел от виска к подбородку. Новенькое лезвие зацепилось за родинку на щеке — он, как всегда, забыл про это маленькое дерьмо. Порез был пустяковый, но кровь, как обычно в подобных случаях, заструилась широкой, на всю ширину пореза, полосой темно-красного цвета. Она была похожа на густое вино.., черт возьми, она была похожа на кровь, обыкновенную кровь, каковой и являлась на самом деле.
Михеич, застыв в неудобной позе у забрызганного зубной пастой зеркала, завороженно следил за тем, как темный ручеек, прихотливо змеясь, сбегает вниз по челюсти и собирается в тяжелые капли на подбородке. Капли набухали, росли и беззвучно падали вниз, расплываясь пятном на белоснежном фаянсе раковины.
"И что теперь? — подумал он. Мысли были тяжелыми и темно-красными, как зревшие на подбородке капли. — Дальше что? Ну отдашь ты этому крокодилу кассеты. Что ты думаешь — он от тебя отстанет? Так и будет кровушку пить, пока ты копыта не откинешь.