Лейтенант Углов живо представил себе толпу малолетних сержантов шестаковых, обступившую сержанта Шестакова Старого, одетого как бомж. Старый Шестаков материл маленьких шестаковых при помощи свистульки, а они прятали за спинами кухонные ножи и дразнили его Герасимом и спрашивали, зачем он утопил Муму, а потом всей толпой бросались на немого и кухонными ножами укорачивали ему свистелку.., живо укорачивали, поскольку дело происходило, сами понимаете, в Старом Осколе...
— Ну что, Герасим, — снова поворачиваясь к задержанному, произнес Шестаков, и лейтенант с трудом сдержал истерический смешок, — скажешь, зачем Муму утопил?
Задержанный не ответил, продолжая смотреть на мучителя испуганными глазами. Шестакову показалось, что он даже не моргает. Это было вполне объяснимое явление: многие из тех, кому сержант Шестаков «выписал в фанеру», боялись не то что моргать, но даже и дышать. Кстати, этот тип, похоже, и не дышал...
— Э, — медленно сказал Шестаков, опускаясь на корточки перед задержанным, — мужик, ты чего?
Он легонько ткнул Постышева в щеку концом дубинки. Голова майора мягко перекатилась по полу, и теперь его глаза, по-прежнему не мигая, смотрели в потолок.
— Слышь, мужик, — уже растерянно повторил Шестаков, — ты чего это, а? Ты кончай шлангом прикидываться, шкуру спущу...
— Ну, что там? — недовольно спросил со своего места Углов. Сержант дорого бы отдал за то, чтобы этого придурка здесь не было, но он был и, более того, очень не вовремя начал проявлять интерес к происходящему.
— Да хрен его знает, — раздраженно ответил Шестаков. — Не пойму никак: сдох он или прикидывается...
— Че-го?! — выдохнул Углов и вскочил, едва не опрокинув стол.
Оттолкнув Шестакова, он упал перед задержанным на одно колено, как какой-нибудь недоделанный рыцарь перед дамой своего сердца, и полез пальцами ему под челюсть, силясь нащупать пульс. Шестаков наблюдал за его действиями с унылой скукой: он и так видел, что клиент откинул копыта.
— Готов, — сказал наконец лейтенант и медленно разогнулся. — Ты что наделал, мудак? Ты что натворил, пидорюга?
— Но-но, — сказал Шестаков, — потише. Чего я сделал-то? Дал разок для профилактики...
— А лет пять для профилактики ты не хочешь? — забыв все свои прежние страхи перед лицом настоящей опасности, прошипел Углов. — Или десять? Ты же его убил, паскуда из Старого Оскола, чтоб он сгорел на хер вместе с тобой... Вот что теперь делать, а?
— Да ладно, — проворчал Шестаков, — чего ты взъелся? Никто же ничего не видел. Он же пьяный был, матом крыл, на нас кидался.., стул вон перевернул. Он же за пистолетом в карман полез, ты что, не видел?