Он старался взнуздать себя, но тело расплывалось, утекало в стороны. Вдобавок началась дикая головная боль. Вчерашняя ненависть к мучителям улетучилась, на нее больше не осталось сил.
Когда солнце зашло, Пашутинского снова поволокли на допрос. Он продолжил прежнюю линию.
Валился со стула на пол, безвольно запрокидывал голову назад, когда его привязывали к стулу. Пускал пузырчатые слюни, закатывал глаза. Про себя прикидывал: через недельку такой жизни он при всем желании не сумеет вразумительно объясняться.
Как и Веденееву, ему подкинули газеты с заявлением МИДа. Но он счел это уловкой, грамотно состряпанной туфтой. Заранее решил, что официальных нот не будет. Просто в один из ближайших дней катарскому эмиру, мучающемуся запором на золотом унитазе, принесут на золотом подносе его сотовый телефон из чистого золота. В трубке прозвучит голос. Пет, ни в коем случае не голос Президента России, директора ФСБ или министра иностранных дел. Они слишком крупные величины, чтобы лично общаться с главой государства, составляющего одну тысячную часть от Российской Федерации.
С эмиром будет разговаривать какой-нибудь зам, например зам главы президентской администрации. Будет разговаривать на русском — это личные проблемы эмира, как оперативно наладить перевод и не упустить ни единого слова. Впрочем, слов будет немного.
«Арестованных нужно отпустить в ближайшие часы». Никаких угроз, просто несколько спокойных фраз, не предваряемых приветствием. Прощания тоже не будет, эмир просто услышит гудки. И сразу отдаст приказ, потому что ему в сущности наплевать на Яндарбиева и Чечню, наплевать на братьев-мусульман в горах и идею джихада. Он не захочет потерять главное: золотой унитаз с подогревом, оснащенный японской электроникой. Унитаз, который нежным голосом спрашивает, хорошо ли эмир просрался.
Когда Пашутинского вдруг оставили на полдня в камере, он уже решил, что звонок из Москвы прозвенел. Потом его повели в тренировочном костюме и без наручников по длинному коридору, оставили в небольшой комнатушке с зарешеченным окном и безмолвным смуглым охранником. Через другую дверь в комнату запустили бледного толстяка с прилипшими ко лбу кудряшками и девушку с пепельными волосами, в черном брючном костюме в багровую полоску.
Приехали его забирать?
— Здравствуйте, дорогой вы наш человек, — радостно выдохнул толстяк. — Я Приходько Григорий Семенович, ваш адвокат. Моя помощница — Вероника Никифорова.
— Адвокат… — вяло повторил Пашутинский.
— Приехал заниматься исключительно вашим делом. Вашим и вашего товарища.., по несчастью.