— Лоцман, Змей тебя сожри! — Это разъяренный Ингмар. Охранитель мира разрывался между чувством долга и желанием покориться Богине. Голова шла кругом, очертания дворцовых построек расплывались перед глазами, казалось, еще миг — и он повалится на каменные плиты, уступая мольбе ее рук.
Новый вопль Лусии пронзил ему сердце. Зашелся стократным эхом Замок, взревел разозленный Змей, и над дворцом понесся истошный призыв измученной девушки:
— Лоцман, миленький! Ло-оцман! А-а-а!
— Лоцман… — выгибаясь, призывно стонала Богиня. Он стряхнул наваждение. Она не должна, не имеет права, не смеет истязать Лусию и убивать Рафаэля.
«Скажи ей — пусть поет», — мысленно велел он Ингмару.
Северянин услышал его и приказал Эстелле петь, услаждая Змея. Лоцман глубоко вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом, зажмурился от усилия. Надо сотворить им кувшин. Эстелла, найди целительное вино!
Актриса выхватила спасительный кувшин из углубления под каменной скамьей, вручила Ингмару. Лоцман перевел дух.
Соблазнительница поднялась с колен, запахнула на груди разорванное кимоно.
— Ты посмел противиться Богине?!
— Посмел. — Он приготовился понести заслуженную кару.
— Я тебя уничтожу, — прошипела она с яростью оскорбленной, отвергнутой женщины.
Лоцман пожал плечами. Он слишком устал, чтобы в чем-то ее убеждать. Она с минуту сверлила его взглядом горящих из-под полумаски глаз, затем усмехнулась.
— Однако ты храбр… юный седой Лоцман. Не убоялся прекословить Богине. — Красавица повернулась и, мягко ступая босыми ногами, заскользила прочь по галерее. Среди белых скульптур в последний раз мелькнуло зеленое кимоно, и Богиня исчезла.
Лоцман смятенно провел рукой по лицу. Стыд какой — он нарушил свой долг! Но до чего же она хороша… Жестокая. Кто бы мог подумать, что страсть в такой пленительной женщине подстегивается чужой болью. Внезапно он испугался. Богиня, которая не любит и не жалеет своих актеров, заставляет их мучиться и умирать, — сегодня она вмешалась в съемки, отвлекая и соблазняя Лоцмана, а завтра, скажем, наутро пневмопочта принесет сценарий, который предпишет Рафаэлю в страшных мучениях умереть от ран. А сценарий — это высший закон, и супротив него Лоцману не пойти. Он обязан следить, чтобы действие не отклонялось от текста, и даже если Богине вздумается казнить всех четверых, охранитель мира обязан подчиниться. Он стиснул зубы. Посмотрим, кто здесь будет подчиняться. Лоцман существует не для того, чтобы склоняться перед прихотями бессердечной извращенки; потребуется — он и на нее найдет управу.
А всё-таки она упоительна и бесподобна…