— С добрым утром! Видите? Я уже на ногах. Еще вчера домой, просилась, но врач уперся… Боже! — Мария заметила цветы на скамье. В тени деревьев они чуть приметно светились. — Какое чудо!
— Это вам. Простите, они запылились немного. — Лоцман пытался сдуть с цветов копоть и даже полоскал их в воде, однако черный порошок намертво прилип к лепесткам. А может, их всё же повредило огнем.
Мария зарылась носом в головку цветка, чихнула и подняла на Лоцмана удивленные глаза.
— Почему они пахнут горелым?
Он почувствовал себя кругом виноватым.
— Простите. Недоглядел. Они горели вместе с вашей машиной. И со мной.
— Вы шутите?
Лоцман рассказал о ночном приключении. Мария пришла в ужас:
— А что они сделают с вами дальше? Бомбу бросят?!
— Не успеют. Мне нужна ваша помощь, вы должны как можно скорее вернуться к себе. Где вы живете — в доме, в квартире?
— У нас с мужем дом, как у Анны. Но дальше от моря, там не слышно прибоя.
— А где ваш муж?
— В Германии, на конференции. Научной. Мне лезть с вами через ограду или дождаться, когда врач выпишет?
— Лучше полезем. — Лоцман повел свою Богиню через парк. — Мария, вы пишете сейчас что-нибудь?
— Нет.
Она ответила так резко, что он лишь после долгой паузы осторожно спросил:
— Почему?
Она провела пальцами по губам. Лоцман почувствовал, что невольно причинил ей боль.
— Я, что называется, вращаюсь в кругах, — заговорила Богиня отрывисто. — На короткой ноге с нашей писательской братией, дружу… дружила с Анной. Давала ей советы, редактировала. Поэтому тоже считаюсь за писательницу. Но… — Она передернула плечами. — У меня был сын. Сейчас был бы вам ровесник, чуть младше. Он утонул. В море. Это я была виновата — мое писательство. Он был совсем малютка. А я — на пляже — увлеклась, строчила страницу за страницей. Даже не слышала, как… И вдруг смотрю — его нет. Бегу — а из волн только ножки показываются. Чистенькие, загорелые.
Мария помолчала, опустив голову, обеими руками прижимая к груди закопченные цветы.
— И я сказала себе: раз писательство принесло такое несчастье, я больше за перо не возьмусь. Значит, не нужно это, не угодно… не знаю кому. Богу, каким-то высшим силам. Поэтому я преподаю стилистику. В колледже. — Она взяла Лоцмана под руку, сменила тему: — Я всё сделала, как вы просили: полночи думала о «Последнем дарханце».
— И продолжайте думать. Милтон, Стэнли, Ловец Таи, Кис — нам нужны эти четверо. Чтоб были живы-здоровы и чтобы мир у них не хирел, а расцветал с каждой минутой.
— Распустится во всей красе — это я вам обещаю… Но, знаете ли, я не понимаю механики ваших миров. Допустим, писатель сочиняет книгу. И как только он довольно напридумывал, в некоем затуманье оформляется параллельный мир. Так?