— Он-то найдет, — задумчиво промолвила Хозяйка. — А Анну вы не программировали.
— После всех потрясений она и так чувствует свою вину и испытывает угрызения совести. Но ты-то отчего грустишь?
— Анна примется писать своих «Пленников», а Мария засядет за «Дарханца».
— Правильно. Я взял с них слово, что Анна станет работать по утрам, а Мария — вечерами. Чтобы мне туда-сюда поспеть.
В глазах у Хозяйки неожиданно блеснули слезы.
— Ты как был наивным мальчишкой, так и остался. Несмотря на все свои подвиги. — Красавица вымученно улыбнулась и накрыла ладошками его пальцы. — Мой Лоцман… мой бывший Лоцман.
— Что такое? Опять «бывший»?
Она резко поднялась, опрокинув легкий стул:
— Представь себе. — Он тоже вскочил:
— Хозяйка!
Она исчезла. Вот только что стояла здесь — и уже нет ее, лежат одни каменные львы, приподняв встревоженные морды. Лоцман обвел взглядом свой мир. Замок бодро пел, переливал веселые трели; солнце светило из ореола новорожденных облачков, каких раньше здесь и не видывали; горы стояли далеко на горизонте, сливались с небом. Да что Хозяйка — умом тронулась? Отчего это он — «бывший»?
Лоцман сотворил два полотняных мешка и сложил туда фрукты и сласти — не пропадать же добру, пусть Эстелла с Лусией порадуются. Затем он убрал с галереи столик и стулья. Получилось необыкновенно легко: всего лишь прищурился, и их не стало. С мешками в руках Лоцман двинулся в столовую. Наверняка у актеров уже брюхо от голода подвело, пока они дожидаются охранителя мира к завтраку.
— С добрым утром. — Он вошел в столовую. Привычного золотисто-розового света витражей не было. Высокие окна были распахнуты настежь, в них с любопытством заглядывала белая башня. Стол был накрыт не по обычаю скромно, на простой льняной скатерти сиротливо ютились стоящие перед актерами тарелки и два блюда с не слишком аппетитной едой. В кувшине прозрачного стекла содержалось нечто розовое, видом своим говорившее, что оно не благородное вино, а какой-нибудь клюквенный морс. Ингмар, Эстелла, Рафаэль и Лусия жевали в гробовом молчании, не подымая глаз. А во главе стола, на месте охранителя мира, сидела какая-то новая актриса с высокомерным и колючим лицом. Нахалка, однако.
— Доброе утро, — повторил Лоцман и положил на стол свои мешки. — Кого хороним?
Ответом было молчание и неловкие, убегающие взгляды. Только новая актриса смотрела на него прямо, и он не мог понять выражения ее лица. Затем понял.
— Не больно-то вы сегодня приветливы. — Лоцман постарался, чтобы голос не выдал внутреннюю дрожь. — Угощайтесь. — Он сотворил фруктовую вазу, в которую переложил персики и янтарный виноград, и золоченое блюдо, куда пересыпал сласти. Фрукты поставил перед Эстеллой — она соблюдает фигуру, а сладкое подвинул к Лусии — она известная сластена.