— все это буквально сводило с ума. Ну и, конечно, многим хотелось заполучить от гостей какой-нибудь сувенир, значок или хотя бы монетку. А некоторые морально неустойчивые девахи еще и негритят себе заполучили. Может, у кого-то был и иной взгляд на этот фестиваль и его последствия, но Вредлинский и сейчас был убежден на сто процентов, что увлечение рок-музыкой, стиляги, фарцовщики и проститутки — все это началось в СССР именно с той поры.
А сам Миля хоть и помалкивал, но в душе как-то неосознан-чо завидовал тем ребятам, которые хоть и ведут ожесточенную борьбу против империалистических поджигателей войны, но все-таки имеют возможность носить такие шикарные вещи… I'* Да, тогда появились стиляги. Не только у них в институте, но и в других местах. С гривками, бакенбардами, смешными коками надо лбом, закрученными под Элвиса Пресли, с тоненькими усиками. Сперва на них просто косились, ржали, крутили пальцами у виска, но потом, конечно, решили подтянуть гаечки. Потому что с каждой неделей стиляг по Москве становилось все больше. Милиция и бригадмильцы — так вначале назывались дружинники — стиляг ловили, стригли налысо и сообщали по месту учебы. Вот тогда-то четверокурсник Вредлинский, будучи членом факультетского бюро ВЛКСМ, впервые близко познакомился с Павликом Мануловым.
Этот самый Павлик и еще двое — они учились на втором курсе — угодили в милицию как стиляги. Там их подстригли под ноль, и оттуда в комитет ВЛКСМ пришла зловещая бумага. Комитет спустил ее в факультетское бюро (его тогда называли «факбюро», но никто не знал английского до такой степени, чтоб смеяться над этим сокращением). Да и вообще, стилягам было не до смеха. Строгий выговор с занесением казался им тогда манной небесной.
Пожалуй, впервые в жизни Миля решал судьбы людские.
Стиляг вызывали по одному и, фигурально выражаясь, подвергали тому процессу, который описывается английским глаголом, содержащимся в слове «факбюро».
Первые двое — их фамилий Эмиль Владиславович уже не помнил — вели себя так, как и положено обреченным. Запинаясь и краснея, они истово каялись, обещали исправиться, убеждали бюро, что уже все осознали и никогда в жизни больше не наденут брюки-дудочки.
Но Москва слезам не верила. Две юные критикессы с третьего курса жаждали крови. С благородной яростью в глазах они каленым железом жгли низкопоклонцев и требовали очистить ряды Ленинского комсомола от потенциальных предателей. Одна даже предложила обратиться в КГБ, чтоб там проверили как следует, не завербованы ли эти стиляги Си-ай-эй, Си-ай-си или Интеллидженс сервис.