— Тогда надо открыть технологию всем и каждому. Запустить в Интернет сообщение...
Она сверкнула на него глазами:
— Вместе с нашими с Томасом снимками?
— Эй, я этого не говорил. Я имею в виду, Интернет даст возможность любому желающему свободно внедрять эту самую технологию.
— А вы как же? — спросила Алисия. — Треть от ничего и есть ничего. Не хочу, чтобы вы оставались ни с чем, Джек. Вас же ранили, чуть не убили...
— Пусть это вас не волнует. Денег я все равно бы не взял.
— Почему?
— Потому что у меня уже есть все, что нужно.
Глядевшие на него серые глаза потеплели.
— Правда? Правда?
— В определенном смысле. А того, чего нет, за деньги не купишь. Поэтому выбрасывайте меня из уравнения и делайте что хотите.
По правде сказать, дело в том, что фактически невозможно тайком купаться в денежном водопаде, который выпадет даже на самую малую долю дохода от технологии. Чтобы получить эту долю, придется вылезать из-под земли, к чему он пока не готов. Даже за пару-тройку миллиардов.
— Джек, — совсем уже устало сказала Алисия, завязывая последнюю полосу. — Я не знаю, что делать. Мне надо подумать.
— Ладно, — согласился он, вставая и натягивая джинсы, — думайте, а я трупы пойду собирать.
Пришлось потрудиться, погружая в фургон Бейкера шесть тел, особенно двоих из леса. Когда Джек притащил последнего — Кемаля, — снега навалило на четверть дюйма.
Скоро можно ехать. С таким грузом лучше двигаться в путь лишь в полной темноте. Абсолютно нежелательно, чтобы кто-то, случайно глянув в зеркало заднего обзора, увидел полдюжины трупов.
Считая Кемаля мертвым, взваливая его на труп Бейкера, он испуганно вздрогнул, услыхав стон.
— Пожалуйста. Врача... больно...
Плохо дело. Если араб как-то продержится, пока его не найдут, какой-нибудь герой со скальпелем и нитками действительно может спасти ему жизнь. А это не годится. Никак не годится.
— Я тебе говорю. Народ на борту самолета, выполнявшего рейс 27, голосует против врача для Кемаля.
Тот что-то зашептал, Джек не расслышал, склонился поближе.
— Это не я... самолет...
— Но ведь знал, сукин сын!
И увидел ответ в остекленевших глазах Кемаля.
Адреналин схлынул, оставив пульсирующую головную боль. После возни с телами в бедро стреляло пуще прежнего. Сказать, что настроение плохое, — значит вообще ничего не сказать. Настроение далеко за пределами плохого, словно Марс или даже Сатурн. Это очень опасно, известно по опыту. В таком настроении появляется склонность к неразумным поступкам.
Чувствуя признаки, следует отойти, взять перерыв, загнать мрак на место. И сейчас удалось бы справиться, если в Кемаль не был жив. Но, зная, что вонючий кусок верблюжьего дерьма еще дышит...