Мы дошли по Поварской, одной из самых моих любимых улиц в Москве, до Кудринской площади.
Раньше это была улица Воровского и площадь Восстания. Я любила эту улицу, кроме всего прочего потому, что в том вот угловом доме жил Андрей Георгиевич, Андрюша.
— Ох, Мура! Ты помнишь, что тут было? — воскликнула я.
На месте старой развалюшки, где было знаменитое на всю Москву кафе, теперь стоял красивый желто-белый дом — культурный центр имени Чайковского. Он был сделан под старину, и, на мой взгляд, удивительно удачно. То старое кафе было знаменито лишь тем, что на вечно грязном окне белой масляной краской была сделана рекламная надпись «Кофе. Чай. Пирожные. Ром.бабы». За точность всей надписи не ручаюсь, но «Ром.бабы» там были. Однако буквы были все одинаковые, а точка стерлась. И это было единственное в Москве заведение, где в открытую предлагались экзотические спиртные напитки и бабы! Впрочем, кафе — слишком громкое название для поганой забегаловки… А теперь — культурный центр!
— Андрея своего вспоминаешь? — сочувственно спросила Мура.
— Да нет, забегаловку…
— Какую забегаловку? — испуганно осведомилась Мура.
— Ту, что была на этом углу…
— Тебя Андрей туда водил?
— Боже упаси! Он водил меня рядом, в Дом литераторов… Кстати, я не посмотрела, там ресторан еще сохранился?
— Что ты, это один из самых шикарных ресторанов теперь, цены бешеные… А раньше там можно было вдвоем прекрасно пообедать, выпить бутылку водки, дать на чай и на все хватало десятки…
— Вот когда вы вернетесь из Свердловска, мы туда и сходим!
— С ума сошла!
— Ничего подобного! Помнишь, ты всегда говорила: однова живем!
— Как много ты помнишь про меня, Динка…
— Знаешь, это потому, что в детстве ты мне больше нравилась, чем мама.
— Почему?
— Ну, мама ведь сломалась, когда отец ушел…
А ты была всегда такая веселая, бесшабашная, умела радоваться жизни… Мне это нравилось… Ты вечно рассказывала о своих неудачах на любовном фронте с юмором, а я своим детским умишком понимала, что это больше совместимо с жизнью, чем мамины греческие трагедии…
— Нет, это не греческие трагедии… Это типично русская покорность злой судьбе, извела меня кручина и все такое! Ой, вон Вася едет! Садись, довезем тебя до Сухаревки!
Вася был очень удручен смертью сестры и молчал всю недолгую дорогу.
…Вот и опять я осталась одна в родном городе.
Интересно, позвонит сегодня рыжий? Зачем он мне, собственно, нужен? К тому же он, кажется, моложе меня. Нет, гораздо интереснее, позвонит ли отец? Вероятно, Арина уже сообщила ему о моем звонке. Теоретически он должен был бы сразу спросить у нее мои телефоны и немедля позвонить… Но я уже давно знаю, как теория расходится с практикой. Особенно в том, что касается чувств.