- Кто это?
- Ее зовут Вика.
- Откуда ты знаешь, про кого я спрашиваю?
- Это же ясно, - сказал Барбарисов. - Пей кофе, ненормальный.
- Скажи ей, что моя фамилия Сапожников.
- Когда?
- Сейчас.
Сапожников молчал. Барбарисов смотрел на него.
- - Ладно, не тоскуй, - сказал Барбарисов. - Заводной ты.
Он поднялся, подошел к ней, взял ее за руку и подвел к Сапожникову.
- Фамилия этого дяди - Сапожников, - представил Барбарисов. Она улыбнулась. Сапожников обмер. Вот как иногда звучит труба архангела.
- Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда, - пел Сапожников. - И любят песню деревни и села... и любят песню большие города, - пел Сапожников.
Он шел по улицам Риги веселенький, и пел песню, и не иронизировал. В огромных деревьях парков запутался оранжевый закат. Зеленое и золотое - что за дни стоят! Где суровое небо Прибалтики, где хмурые северные краски, которые обещало воображение при словах "Рига", "Латвия"? Не погода, одно баловство. Сапожников грыз орешки без скорлупы, клевал из пакета скрюченные белые орешки, похожие на личинок, и ему казалось, что за крышами домов закат опускается на колени.
А как все хорошо начиналось, подумать только! Нет, нет, думать как раз не полагалось. И может быть, этому не надо сопротивляться, когда такая красота кругом.
Темнело постепенно, и Сапожников проходил улицы и парки и спорил с Барбарисовым, который сегодня показывал ему древнюю стену. Там, где раньше у бойниц стояла воины, теперь под черепичным навесом лежали аккуратные дрова. Барбарисов сказал:
- Они хотят здесь все почистить и устроить кафе.
- Красивая черепица, - сказал Сапожников. - И кирпичи.
- Бар поставят, кофеварку, современная музыка. Будет занятно, снаружи старина, а внутри модерн.
- "Как бы не вышло наоборот, - подумал Сапожников. - Снаружи модерн, а внутри старина".
А теперь Сапожников клевал орешки и спорил с собой. Потому что нет, и раньше, в неподходящие самые моменты, жизнь не сдавалась. Потому что когда лошади были сытые, не так все происходило, как Сапожников вспоминал в Верее, и Рамона искала пластинку. Лошади переступали копытами, и сырая солома шелестели и перетряхивалась, и лошади тянули морды в сторону дороги, которая вся как есть была видна из сарая. Прямо-таки набегала на сарай, втыкалась в открытую дверь, и луна била в лошадиные храпы, как будто дорога уже летела им навстречу, а ведь это еще только предстояло.
- Почему мужчины! - спросил цыган.
- Ай-яй-яй, какой интересный мальчик, - сказала Галя Домашенко, по прозвищу Рамона. - А ты не забыл, где надо нажимать, чтобы выстрелило?