Виктор стоял, протянув руку, и тихо стонал.
Крик. Топот. Тяжелое дыхание людей.
- Витя... ничего... Только палец... Рука свободна, - сказал Сапожников, обжигая лицо спичками, пачкая лоб горелым маслом и вглядываясь во тьму, где дрожала черная рука Виктора. Сапожников осторожно завел конец лома под цепь до упора где-то в глубине и, распрямляя согнутые ноги, стал поднимать цепь, прохрипев:
- Берите его...
Механик Толстых и рабочие осторожно, как неживую, вынули руку Виктора, и Сапожников опустил цепь.
Виктора держали за плечи. Зубы его лязгали.
- Витя, сейчас... потерпи, - сказал Сапожников и оглянулся.
По шахтному двору бежали люди. Сапожников увидел Блинова, расталкивающего толпу. - Я ни при чем... - проскрипел он сквозь сжатые зубы. - Я не виноват...
И это были первые его слова.
- Машину... Убью!.. - крикнул Сапожников и замахнулся.
Блинов отскочил, поскользнулся, но удержался на ногах и побежал прочь. В воздухе стояла вонь от сгоревшего мотора. Потом взревел вездеход и ослепил всех фарами. Виктора посадили в кабину, и Сапожников сел рядом. Только когда они выкатили за ворота, Сапожников разглядел, что за баранкой сидит Блинов. Они молчали всю дорогу, и Виктора привезли к большому зданию, похожему на гибрид дворца рококо с Парфеноном. Это была травматологическая больница.
Когда Виктора вели по двору, они услышали, как густой приятный голос тянул песню в темноте ночи: "Па тундыря... па железной даррогя... Хде мчится поязыд... Ва-ар-кута - Леныхырад..." - и Виктор спросил: - На каком языке поют?
Сапожников не стал объяснять, что поют на языке Блинова, только произношение другое.
Глава 19. ПИСЬМО К СЕБЕ
Немцы подкатили установку и орали всякие слова насчет того, чтобы не суетиться и сразу тихонько сдаваться в плен. Кричали, конечно, по-русски, но акцент выдавал. Так волк кричал семерым козлятам: "Ваша мама пришла, молока принесла".
- Началось, - сказал Цыган.
- Надо попробовать, - сказал Танкист. - Я знаю, где у их танков слабина. Переднюю машину подорву, проход узкий. Остальные сами станут.
- Взрыв. Гул танковых моторов.
- Не вышло, - сказал Бобров. - Больше резервов нет... Рамона, разбей рацию. Цыган, прикрой ее.
Рамона оттащила рацию, рванула крышку и стала хрустеть лампами. Цыган прикрыл ее огнем. Началась ответная стрельба.
- Цыган, - сказала Рамона торопясь, - когда прикажу - стреляй в меня, как сговорились. За Ваню я не боюсь.
- Рамона, Галочка, королева моя, чайка моя заморская... - сказал Цыган, ведя огонь. - Беги... Есть шанс для женщины!
Он ошибся. Шанса для женщины не было.