— Я не хочу мешать тебе делать твою работу, я только прошу, чтобы ты поговорил с начальником Сесила. Он очень высокого о нем мнения.
— Я уже говорил с сэром Рэндальфом, и в присутствии Сесила, и наедине. Да, он настаивает на том, что не произошло ничего из ряда вон выходящего, что все это внутренние дела его отдела. И очень положительно характеризует Лайтоллера.
— И тебе этого мало? — изумилась Эдит. — Скоро из Италии приезжает мой отец, он тоже будет защищать Сесила, вот увидишь.
— Еще бы, ведь от карьеры Лайтоллера зависит счастье его дочери, — пробормотал Мэтью.
Эдит вспыхнула.
— Вот уж о моем отце ты никак не можешь судить. Он справедливый человек и никогда не станет ничего делать вопреки своей совести.
— Скажи, Эдит, — заговорил Мэтью после небольшой паузы. — А ты сама хорошо знаешь своего жениха?
— Разумеется! — горячо воскликнула она. — Уж гораздо лучше, чем ты.
Оба замолчали, и на некоторое время в купе воцарилась тишина. Потом Мэтью произнес спокойно и как-то устало.
— Не надо волноваться. Я думаю, что для него все обойдется. Вот только с назначением в Рим ему придется распрощаться.
— Сесил так ждал этого назначения… — прошептала Эдит. Если Сесила оставят в Лондоне, для него это будет настоящей трагедией. — Может быть… — Ей стало мучительно стыдно за то, что она собиралась сейчас сказать, но она все же решилась. В конце концов, она, как невеста Сесила, должна бороться за его интересы, она просто обязана. Ее долг — всеми силами поддерживать своего жениха. — Может быть, Мэтью, ты смог бы что-то сделать.., ну как-то так представить дело, чтобы у Сесила не было никаких неприятностей? Он и так уже наказан.
А он больше никогда в жизни…
Она замолчала, чувствуя, что поступает дурно, и от смущения у нее даже выступили на глазах слезы. Мэтью резким жестом остановил ее.
— Не надо, Эдит! Я вовсе не жажду крови твоего Сесила. Можешь мне поверить, я сделаю все, чтобы для него этот поступок остался без последствий, и хватит об этом.
Он протянул руку и положил ладонь ей на локоть, его темные глаза смотрели на нее встревоженно и сочувственно.
— Ты серьезно говоришь? Ты обещаешь? — пробормотала она, презирая себя.
— Да. — Он сел рядом с ней и улыбнулся, но его улыбка показалась Эдит довольно грустной.
Мэтью вдруг понял, что и правда сделает все для этой необыкновенной девушки, которая не способна видеть в людях зло. И еще он понял, что полюбил и с этим уже ничего не поделаешь.
До сих пор Мэтью упорно говорил себе, что Эдит вызывает в нем лишь эстетическое чувство. Она словно сошла с портрета одного из его любимых ранних итальянцев — это утонченное лицо, одухотворенное и вместе с тем наивное, эти огромные глаза, загадочные и манящие.