Когда он поцеловал ее у подъезда, то испытал потрясение и исполнился незнакомого волнения. Таких поцелуев в его жизни еще не случалось. Ему казалось, что он знает о женщинах все. Отношения с ними давно перестали быть для него чем-то волнующим и таинственным.
Они были ни к чему не обязывающими, мимолетными. Правда, с Шейлой было несколько иначе… Она, казалось, была страстно влюблена, и это не могло оставить его равнодушным.
Какое-то время он даже думал, что и сам может полюбить ее. Кто знает, как могло все обернуться, если бы она не познакомилась на одной вечеринке с Сесилом Лайтоллером… А впрочем, Мэтью давно перестал винить во всем Сесила. Видимо, он сам просто не соответствовал ее запросам.
Как странно, что, встретив Шейлу через полгода, он совсем ничего не почувствовал.
И дело было вовсе не в ее измене.
Сказать «люблю» значительно легче, чем разобраться в своих чувствах. Сделать это до конца не может ни один человек. Тогда у дома Эдит он поспешно простился и ушел, стараясь ни о чем не думать. Но на другой день, едва проснувшись, он понял, что весь мир разделился для него на две половины: Эдит — и все остальное.
Мэтью весь день думал о том, что вечером увидит ее, и представлял, как снова коснется ее губ, бережно и страстно. Но когда они встретились, она сказала ему, что выходит замуж за Сесила Лайтолллера! Того самого Сесила, который год назад увлек бедную, глупую, доверчивую Шейлу, соблазнил ее и отбросил за ненадобностью, как изношенную перчатку.
Сейчас, когда Эдит со слезами на глазах просила его о своем женихе, которого, очевидно, любила всей душой, сердце Мэтью переполнилось не ревностью, а нежностью и сочувствием.
Главное, чтобы она была спокойна и счастлива, пусть даже с Сесилом. Вот для этого он и в самом деле сделает все, что только в его силах.
А что будет твориться в его собственной душе… это касается только его одного.
В остававшиеся до Пилбема десять минут он постарался отвлечь Эдит от тревожных мыслей шутливым разговором, и она, кажется, действительно успокоилась и даже заулыбалась.
Они вышли на перрон и остановились, глядя в глаза друг другу.
— Передавай привет от меня миссис Грэхем, — сказал Мэтью. — Можешь сказать ей, что портрет совсем почти готов.
— Как, уже? Вот это скорость! — изумилась Эдит. — Как же некоторые художники работают над портретами месяцами?
— Если ты сможешь, хорошо бы провести еще один сеанс.., последний. В любое удобное для тебя время, — сказал он, и его лицо при этом было абсолютно непроницаемым. Зачем ей знать, что всю неделю он работал над портретом все свободное от работы время, даже ночью. Спать не хотелось совсем. Он включал сильные лампы дневного освещения, направлял их на холст и становился к мольберту. Руки двигались как бы сами собой, голова горела и слегка кружилась, его не покидало странное волнение, безумный азарт… Он работал ночь напролет и не чувствовал усталости, небывалое вдохновение вело его, и он знал, что такого с ним уже не повторится. И когда на него взглянули с портрета глаза Эдит, Мэтью почувствовал, что взлетает над землей…, — Не могу сейчас точно сказать… Я позвоню, — пробормотала она неуверенно. Но, подняв на него глаза и увидев близко его лицо, Эдит поспешно поправилась: