— Все в порядке, — сказала Сара, стараясь как можно приветливее улыбнуться переминающимся с ноги на ногу детям и чувствуя, как губы прилипают к зубам.
— Ничего, они освоятся, — заверила ее Глория. Сара продолжала улыбаться.
— Конечно, — кивнула она. — Конечно, освоятся.
* * *
Пару недель спустя Сара решила, что ей пора подыскать себе работу. Рабочие места в Сигурни были наперечет, но ей повезло: в местном кафе открылась вакансия.
Кафе называлось простенько и незамысловато: “Кофейня”. “Оригинальное название для неповторимого места”, — подумала Сара с усмешкой.
— Официанткой? — недоверчиво переспросил отец, когда она объявила ему о своей новой работе. — А как же те красивые картиночки, что ты раньше рисовала? Ты что, совсем их забросила?
Сара улыбнулась, вспоминая то время, когда он высмеивал ее за пристрастие к живописи, называл эти самые “картиночки” пустой тратой времени, занятием для бездельников, витающих в облаках.
Красивые картиночки. Места у нее в душе не осталось для “красивых картиночек”.
— Нет, — ответила она.
— Твои краски все еще хранятся наверху. Почему бы тебе их не достать?
Она улыбнулась и кивнула.
— Может быть.
Но она знала, что не станет их доставать.
* * *
Однажды позвонил Нэш, но разговор у них вышел какой-то бестолковый. Сара сообщила ему о своей новой работе в кафе. Он сказал ей, что в Чикаго жарко. В трубке были слышны обычные городские шумы. Автомобильные гудки. Завывание сирен. Все так не похоже на деревенскую тишину. И все напоминает о непрочности их отношений, о том, что их пути лишь однажды пересеклись на краткий миг, чтобы тут же снова разойтись.
— Я слышу уличный шум, — сказала она.
— А я слышу птиц, — откликнулся он. — И как растет кукуруза.
— Разве можно услышать, как растет кукуруза?
— Да нет, это просто так говорится.
— Вот оно что. Наступило молчание. Молчание затянулось.
— Мне пора, — сказал Нэш.
— Ладно, пока.
— Береги себя.
— И ты тоже.
Черная тоска нахлынула на нее, когда Сара повесила трубку. Она почти пожалела, что он позвонил. Почти.
* * *
Когда прошел месяц после возвращения Сары домой, отец уговорил ее пойти с ним в церковь. Стоило им ступить под церковные своды, как на дубовых скамьях под высокими витражными окнами началось движение. Головы присутствующих повернулись к ним.
“Ротозейство” — вот как называл это ее отец. Задние скамьи всегда заполнялись в первую очередь, передние оставались пустыми даже во время пасхальной службы. Саре и ее отцу пришлось пройти по проходу, чтобы занять место на пятой скамье от входа.
Не глядя ни направо, ни налево, Сара взяла веер из плотной бумаги, лежащий под Библией. На одной стороне было выцветшее, уже почти не различимое изображение Иисуса, поднявшего взор к небесам и осененного солнечным лучом, на другой стороне — адрес и телефон похоронной конторы Граймса. Не исключено, что этот самый веер Сара держала в руках, когда ей было шесть.