— Нет, она сейчас в Майами, — ответил Эрон, — она прилетит на свою сессию съемок на той неделе…
— Вот те раз! — сказал Леонид, — вот те раз…
Подчеркивая важность Ленечкиной персоны, на второй вечер Колин пригласил Рафаловича в хороший клубный ресторан.
— Сегодня мы ужинаем с моим русским другом Леонидом, — сказал Колин метрдотелю, вышедшему к ним навстречу.
— Тогда, наверное, надо приказать подать водки и икры? — по-своему сострил метрдотель.
Но они предпочли водке с икрой свежих средиземноморских устриц, омаров, розовых креветок и бутылочку розового вина с берегов Роны урожая самого солнечного из семидесятых.
— Французы носят с собой специальные календарики, где означены урожайные и неурожайные годы, — сказал Фитцсиммонс, пробуя вино, — а мне таких шпаргалок не надо, я наизусть помню, а еще доверяю вкусу здешнего клубного руководства, оно винный погребок формирует.
— А на русском флоте, особенно на больших кораблях, был обычай, что в офицерской кают-компании за стол и вино отвечал выборный старший офицер, обычно первый помощник, но в советское время, когда я служил, это уже было только в преданиях.
— Что, вам не давали к обеду вина? — спросил Колин, участливо посмотрев на Леню.
— Наоборот, нам, подводникам, в походе вино было строго предписано докторами по регламенту питания, вино давали даже матросам и старшинам, и у них там в матросских кубриках обычай был такой — бутылку красного сухого выдавали на четверых, по сто пятьдесят грамм на человека, но хитрые матросы предпочитали пить вино раз в четыре дня, но сразу бутылку залпом, чтобы запьянеть. Три дня ходишь трезвый, а на четвертый день — косой.
— И как на это смотрели командиры? — с неподдельным интересом спросил Колин.
— Нормально смотрели, — ответил Леня, — пережимать на корабле с дисциплиной, матросов заставлять ходить по струнке — ни к чему хорошему никогда не приводило, матросы офицерам, что им на горло наступали, хитро мстили.
— Расскажи! — попросил Колин. — Я такой случай в сценарий вставлю.
— А вот был у нас на учебной плавбазе, когда я еще в училище курсантом служил, один старпом, Крысюк по фамилии, в английском аналоге, наверное, звучало бы, как мистер Рэт… Так вот, Крысюк этот ни матросам, ни курсантам продыху никакого не давал, жал с дисциплиной, как легендарный боцман Дзюба на гребных галерах. И вот перед строевым смотром, который должен был командующий принимать, у этого Крысюка из каюты пропал кортик. А без кортика в парадной форме никак нельзя. И мало того что кортик пропал, так Крысюку в каюту подбросили детскую игрушечную алюминиевую сабельку из военторга… А по алюминиевому лезвию гвоздиком наши корабельные остряки нацарапали девиз: «Бодливой корове Бог рогов не дает»… Крысюка потом после этого смотра на берег списали.