Танатонавты (Вербер) - страница 318

У него в гостиной между нами произошел долгий разговор. Внезапно просветлев головой, Рауль понял, как его мать смогла отвернуться от человека, который сам оставил ее, увлекшись одной только смертью. Да, конечно, она возненавидела его отца, который, по сути дела, ей изменил, но она не убивала его своими руками. Осознав свое одиночество в мире, к которому, вечно в мыслях о том свете, он сам потерял интерес, именно он принял решение повеситься. Не жена привязывала его веревку над унитазом!

Он говорил, а Пимпренель орала. Такова была ее манера общаться с внешним миром. Как только ей не отводили столько внимания, сколько ей хотелось, как только ей не давали — мчась при этом на всех парах — ту игрушку, что она требовала, так сразу же начинался дикий ор. Амандине поручалось ее успокаивать.

Прикрытый децибелами малютки, Рауль поведал мне о своих мыслях:

— Только одним способом можно любить своих родителей: прощать им все, чего бы они ни сделали. Или потом останется только прощать себя самого за то, что не простил их раньше.

Мой друг припомнил те ерундовые мелочи, что когда-то превращались в причину великого инфантильного негодования. Например, когда он был маленький, то совершенно не выносил, когда его мать занималась мытьем посуды, вместо того чтобы заниматься им. «Подожди пару минут», говорила она. Тогда он решил ее больше не замечать и с этого момента не поддаваться ее тирании. Он отгородился от ее любви, чтобы тем самым наказать и самому обойтись без нее, убив одним камнем двух зайцев.

Если поразмыслить, то его отношения с родителями вполне напоминали мои собственные!

Пимпренель все еще кричала и Рауль поспешил к ней. В его руках она понемногу позабыла про свои слезы. Сможет ли она, в свою очередь, простить его в один прекрасный день за то, что он не поторопился к ней раньше? Сможет ли она простить его за то, что он не сумел дать ей всей любви и игрушек мира?

283 — РЕКЛАМА

Долговязый неуклюжий подросток в джинсах и с копной торчащих в разные стороны волос, развалясь сидит в желтовато-коричневом кресле.

«Здоруво! Я Томас Фрилино. Ежели сказать за жизнь, так мне ее нравится проводить с нашими ребятами. Вот. Жизнь, она штука и так хорошая, но у нас это вообще клево. Чего мы делаем-то? Так это… в карты играем… и еще… короче, режемся в карты, полный отпад. И я, и все наши, мы все это очень любим. Ну и жизнь тоже любим, ясное дело. Потому как, если б без жизни, карт и наших ребят, так ничего б не было, один нуль, нет? Ну так и живите, чуваки!»

Сладкий голос за кадром: «Это было обращение НАПроЖ, Национального Агентства по пропаганде жизни»