К великому удивлению художника, незнакомец заметил его, и лицо его просветлело.
— Мистер Голдштайн? — спросил он, подходя к его диванчику.
Таурицио склонил голову.
— Меня зовут Марк Лэнгтон, — сказал молодой человек. — Я представляю интересы одного влиятельного бизнесмена из Оклахомы.
В этом году он хотел бы организовать выставку современного искусства в Сити-Холле.
А при чем тут я? — ясно было написано на скучающем лице Голдштайна. Хотя скука эта была скорее показной, чем настоящей. На самом деле Марк Лэнгтон был достаточно привлекателен, чтобы заинтересовать Таурицио.
Конечно, исключительно как типаж…
— Его очень интересуют ваши работы, — продолжил Марк, — и он поручил мне выяснить, возможно ли будет, чтобы вы взялись за оформление экспонатов.
— Я этим не занимаюсь, — пробормотал Таурицио, вглядываясь в лицо молодого человека.
В строгом смысле слова, его нельзя было назвать красивым. Слишком широкие губы, покатый лоб, небольшие, глубоко посаженные глаза — все эти черты поодиночке производили не самое приятное впечатление. Однако, взятые вместе, они делали лицо Марка необычайно выразительным и эффектным.
— Но Магдалена Мэриголд настоятельно рекомендовала вас, — задумчиво произнес Марк.
Он был готов к такому повороту и намеренно сослался на Магдалену.
— Магдалена? — улыбнулся Таурицио. — Это меняет все дело.
Значит, этот очаровательный юноша — знакомый Мэгги. Тогда понятно, как он проник в «Киты».
— Вы давно знакомы с Магдаленой? — поинтересовался Голдштайн, переходя на более дружеский тон. — Я никогда не видел вас с ней…
— Недавно, — сдержанно ответил Марк, не собираясь объяснять, что их знакомство произошло всего лишь на прошлой неделе. — Ваша работа произвела на меня неизгладимое впечатление, и я посоветовал моему боссу обратиться именно к вам.
Голдштайн довольно усмехнулся. Марк удивился, ему казалось, что художник такого уровня не должен быть падок на банальную похвалу.
Но Таурицио вообще был не таким, каким Марк представлял его себе. Он был гораздо старше, чем на фотографии в Интернете. Даже в приглушенном свете зала можно было разглядеть у него глубокие морщины под глазами и на лбу. В целом у знаменитого художника вид был скорее потасканный, чем демонический, и Марк в очередной раз подивился искусству фотографирования.
— Да, ради Магдалены я постарался на славу! — воскликнул Таурицио.
— Вам никто не помогал? — осторожно спросил Марк.
Художник метнул на него негодующий взгляд.
Марк поспешил сменить тему.
— Скажите, а вы что-нибудь меняли в экспозиции после того, как выставка открылась?