Андрей добро улыбнулся и внушительно сообщил:
– Все-таки, римляне не дураки были, с этими термами ихними. Скажи, Алеха?
– Дураки, – ответил я, не задумываясь.
– Так считаешь? – удивился Гайдуков. – Это чем же?
– Варварам поддались. А те совсем не мылись. Никогда. Они жили в мире процессов.
– Все правильно, – радостно заржал Андрей – Я всегда говорю – мир вещей и мир процессов надо соединять. Гармонически… – И почти незаметно шевельнул пальцами.
Пока Макуха наливал по рюмкам водку, вышли из парной остальные. Точилин сразу же подошел к телевизору, увеличил громкость. Какой-то иностранец – не то немец, не то француз объяснял через переводчика-ведущего, как они снимали фильм о диких зверях в Африке.
Макуха подал мне из холодильника две красивых цветных баночки. Андрей подмигнул:
– Цени, Алешка, специально для тебя оставил датского пивца, ты же любишь.
Люблю. Люблю датское пиво. «Посольскую» водку, шотландский виски, финскую баню, бразильский кофе, американские сигареты.
На дне разрушенного храма?
Люблю еврейскую женщину.
Люблю писать – без положительных героев.
В костях еще ныла стужа плывунов, затопивших Китеж.
Одной задницей на двух стульях не усядешься.
Разве тебе жалко мира вещей? Ты уже зажился в нем. Тебе осталось совсем мало – скоро тебя окончательно поглотит стоячая ледяная вода затопленной молельни. Человек тонет, когда легкие заливает водой. У тебя осталось дыхания на один большой вдох.
Этот вдох тебе дарован миром процессов и трансформирован в виде истории смерти пожилого еврейского комедианта. Вдохни глубже – есть надежда вынырнуть. Там – Ула. Далеко наверху, на зыбкой кромке затопления, на последней грани человеческого бытия.
Водка пролетела без вкуса, без горечи. И запаха у нее не было. Стоячая вода в легких.
– …Ну-ка, Алеха, оцени эту красноперочку, – толкал меня в бок Серафим, протягивая мне кусок светящейся янтарем копченой рыбины. – Не казенная, настоящий «самосол». Из Ростова пригнали. Глянь, прямо сало капает…
Мы – пирующие на дне утопленники. Утопленники едят копченую рыбу. Нет, рыба ест утопленников. Невидимый рыболов, неведомый ловец душ наживляет крючки копченой красноперкой. Дешевыми бабами. Черными «волгами».
Бесконечная ловитва. На дне разрушенного, затопленного храма.
Утопленники, пируют, закусывают, спорят.
Сухоногий, раздувшийся от заглоченной обманки власти генерал Васька красноглазо ярится:
– Житья нет – заворовали! Среди бела дня чистят квартиры. Наладилось ворье – ложится на площадку, ногами понизу двери – бах! – и дверь вылетает, как не было.
– Двери нынче жидкие! – понимающе комментирует Як-як. – Я свою в железную раму вставил…