Позади кухни находилась большая мастерская с фонарем, который вряд ли можно было назвать чистым. Везде были разбросаны картины, газеты, тюбики с краской, кисти и одежда. Из мебели здесь были большой стол, несколько деревянных стульев, два комода и кровать. На стенах висели плакаты и картины, а на подставках стояли скульптуры. Некоторые из них были обернуты влажными тряпками, а одна, очевидно, только что закончена. На кровати лежал темнокожий юнец в майке и трусах. Его грудь покрывали вьющиеся черные волосы, а с шеи свисало серебряное распятие на цепочке.
Монссон окинул взглядом весь этот беспорядок, который, судя по всему, был здесь привычным. Потом он с любопытством посмотрел на молодого человека в кровати.
— Не обращайте на него внимания, — сказала женщина. — Он не сможет понять, о чем мы говорим. Но если он вам мешает, я могу его выставить.
— Он мне вовсе не мешает, — заверил Монссон.
— Тебе лучше уйти, бэби, — сказала она.
Молодой человек, встал, поднял с пола брюки цвета хаки, надел их и вышел.
— Чао, — сказал он на прощанье.
— Он забавный, — лаконично заметила женщина.
Монссон бросил робкий взгляд на скульптуру. Она изображала пенис в состоянии эрекции, из которого во все стороны торчали шурупы и куски ржавого железа.
— Это всего лишь модель, — сказала она. — В действительности он должен быть высотой сто метров.
Женщина озабоченно нахмурилась.
— Он не вызывает у вас отвращения? — спросила она. — Как вы думаете, его кто-нибудь купит?
Монссон подумал о произведениях монументального искусства, которые украшают его родной город.
— Да, — сказал он. — Почему бы и нет?
— Что вы знаете обо мне? — спросила она, с блеском садистского наслаждения в глазах втыкая еще один кусок железа в скульптуру.
— Очень мало.
— Здесь нечего знать, — сказала она. — Я живу в этом городе уже десять лет и делаю такие скульптуры. Но я никогда не стану знаменитой.
— Вы знали Бертила Олафсона?
— Да, — спокойно ответила она. — Знала.
— Вам известно, что он умер?
— Да. В газетах много писали об этом несколько месяцев назад. Так вы здесь именно поэтому?
Монссон кивнул.
— Что вы хотите знать?
— Все.
— Это слишком много, — сказала она.
Наступило молчание. Она взяла деревянную колотушку с короткой рукояткой и несколько раз без заметного эффекта ударила по скульптуре. Потом почесалась во вьющихся светлых волосах, опустила голову и, нахмурившись, уставилась на свои ноги. Выглядела она вполне привлекательно. В ней была та спокойная, уверенная зрелость, которая так нравилась Монссону в женщинах.
— Хочешь со мной переспать? — внезапно спросила она.