— А здесь ты не встретил какую-нибудь девушку?
— Шведские девушки не для таких, как я. С хорошей девушкой может встречаться студент или еще кто-нибудь. А для рабочего только такой сорт. Как та Белокурая Малин.
— Что значит, такой сорт?
— Шлюхи.
— Ты имеешь в виду, что не хочешь платить девушкам?
Хорст Дике надул губы.
— Их много бесплатных. Бесплатных шлюх.
Нордин покачал головой.
— Ты видел только Стокгольм, Хорст. Жаль.
— А остальное лучше?
Нордин энергично кивнул и сказал:
— А о том мужчине ты больше ничего не помнишь?
— Нет, кроме того, что он смеялся. Вот так.
Дике открыл рот и снова заблеял, пронзительно и резко.
Нордин попрощался с ним и ушел. У ближайшего фонаря он остановился и достал блокнот.
— Белокурая Малин, — пробормотал он. — Притоны. Бесплатные шлюхи. Ну и профессию я выбрал.
Впрочем, это не моя вина, подумал он. Меня заставил отец.
Мимо проходил какой-то мужчина. Нордин приподнял припорошенную снегом шляпу и сказал:
— Извините, не могли бы вы…
Прохожий бросил на него быстрый недоверчивый взгляд, съежился и ускорил шаг.
— …сказать мне, где находится станция метро, — тихо и робко закончил Нордин, обращаясь к снежной вьюге.
Потом он покачал головой и записал несколько слов на листке бумаги.
«Пабло или Пако. Белый „вольво“. Заведение на Тегнергатан. Смех. Белокурая Малин. Бесплатная шлюха».
Он спрятал карандаш и блокнот и вышел из круга света.
Колльберг стоял перед дверью квартиры Осы Турелль на втором этаже дома на Черховсгатан. Было уже восемь часов вечера, и, несмотря на принятые Колльбергом меры, он чувствовал себя грустным и неуверенным. В правой руке он держал конверт, обнаруженный в письменном столе.
Белый листок с фамилией Стенстрёма по-прежнему был прикреплен над медной табличкой.
Звонок не работал, и Колльберг по привычке заколотил в дверь. Оса Турелль открыла почти немедленно. Она посмотрела на него и произнесла:
— Я ведь дома. Не надо сразу выламывать дверь.
— Извини, — сказал Колльберг.
В квартире было темно. Он снял плащ и зажег лампу в прихожей. Старая полицейская фуражка лежала на полке над вешалкой так же, как и в прошлый раз.
Перерезанный электрический провод звонка болтался над дверью.
Оса Турелль, следя за взглядом Колльберга, пробормотала:
— Тут болталось много идиотов. Журналисты, фотографы и Бог знает кто еще. Они непрерывно звонили в дверь.
Колльберг ничего не сказал, он вошел в комнату и сел на стул.
— Ты не могла бы зажечь свет? Ничего не видно.
— Мне все нормально видно. Впрочем, пожалуйста, Я могу, конечно, включить свет.
Она включила свет, однако не села, а принялась кружить по комнате, словно узник, охваченный неотвязным желанием вырваться на свободу.