Эти мысли настолько занимали ее, что ни о чем ином уже не думалось. Она машинально бродила по отделу, машинально брала в руки различные предметы, машинально разглядывала их и ставила на место. Правильно она тогда поступила или сгоряча, не учитывая ни возраста, ни личности провинившейся, — вот о чем думала она, и вывел ее из этой задумчивости девичий голос:
— А в сумке что у вас спрятано?
Иваньшина очнулась от размышлений и по тону, по голосу узнала: Трошина. Только имени никак вспомнить не могла.
— Здравствуй, Трошина. Не узнаешь меня?
— Я спрашиваю, что у вас спрятано в сумке, гражданка.
— Ничего. — Иваньшина была выбита из привычного состояния агрессивностью интонаций и отвечала растерянно. — Зачем же ты так, в таком тоне?
— Откройте сумку.
— Что с тобой, Трошина? — тихо спросила она. — Не терпится продемонстрировать власть?
— Требую открыть сумку! — Продавщица повысила голос. — Вера Тимофеевна, Люба, Лара, подите сюда! И милиционера пригласите.
— Как тебе не стыдно, Трошина. — У Иваньшиной потемнело в глазах. — Я директор школы…
— Откажетесь открыть сумку — отберем силой. Понятно?
Антонина Федоровна задрожавшими руками открыла сумку и, перевернув, вытряхнула ее содержимое на пустой прилавок. Посыпались монетки, кошелечек, шариковые ручки, платочек и копеечная пластмассовая мыльница.
— Вот, видите? Все видите? — с торжеством закричала продавщица. — А где чек на оплату?
— Чек?.. — Иваньшина окончательно растерялась, в голове туго застучали молоточки. — Я не знаю. Наверно, я машинально…
К этому времени на подмогу Трошиной уже подтянулись другие продавщицы. Милиционера, правда, не было, но зато группа с директором школы в центре стала быстр обрастать любопытными.
— Тихо! — громко сказала старшая продавщица. — Вы оплатили товар, гражданка?
— Вероятно, нет, но…
— Воровка! — звонко крикнула Трошина. — Подруги, я четвертый день за нею это замечаю.
— Какой четвертый, что ты, я же не хожу сюда…
— А где тогда чек? Чек где, спрашиваю?
— Помолчи, Трошина. Я спрашиваю вас, гражданка, вы оплатили покупку?
— Кажется, нет. Кажется, я забыла. Я стала забывать, я лежала в больнице.
— Значит, товар вы не оплатили. Так?
— Я же говорю, воровка она!
— Замолчи, Трошина! — оборвала старшая. — Придется пройти к директору. Мы составим акт…
Острая боль раскаленной спицей вновь вонзилась в спину. Перед глазами полыхнуло пламя, и бывший старший лейтенант Иваньшина грузно сползла на пол.
Та же больница и тот же врач, те же резкие и быстрые сестрички, по вечерам, когда уходило начальство, бесконечно долго болтавшие по телефону («А он что?.. А она что?..»). И даже палата оказалась той же, только сама Антонина Федоровна стала иной. Заговорила, правда, уже на второй день, а вот ноги и ощущались чужими, и стали чужими, словно она утратила не только силу, но и власть над ними.