— Здравствуйте, полковник Алеша.
Очень миловидная молодая кокетка улыбалась весьма игриво.
— Здравствуйте, Маруся.
— Ждем вас завтра вместе с супругой-доктором. Не забыли, по какому поводу?
— Ну, как можно, Маруся. Помним, будем. Николаю привет.
«…Кровавые наймиты империализма свили змеиные гнезда в самом сердце нашей родной Красной Армии», — поведало вдруг замолкавшее на минуту радио.
Под его звуки Трофимов вошел в подъезд последнего дома.
По правой стороне от лестничной площадки располагались однокомнатные квартиры, обставленные очень простой и порядком изношенной мебелью с инвентарными номерами, привинченными на самом видном месте.
Люба Трофимова поставила последнюю тарелку на кухонный столик, и тут же хлопнула входная дверь. Тарелки, правда, были без инвентарных номеров, но зато с надписью «Красная Армия». И тарелки, и кружки, и вообще все, что окружало Трофимовых, было собственностью Красной Армии. Кроме книг, Любиных платьев и белья.
Вошел Алексей. Молча поцеловал жену, вымыл руки над чугунной раковиной.
— Как поживают крысы?
— В тоске. Ты очень хорошо заделал дыры.
— Все равно прогрызут.
Алексей сел к столу и закурил. Люба промолчала, но демонстративно открыла форточку. И сразу же донеслось радио:
«…Наши отважные чекисты схватили за руки двурушников в форме Красной Армии…»
— Закрой!.. — вдруг, не сдержавшись, крикнул Алексей.
Люба притворила форточку. Спросила тихо:
— Ты сомневаешься?
Алексей курил, глубоко затягиваясь. Потом сказал:
— Профессия запрещает.
Утром на той же кухне Трофимовы завтракали, сидя друг против друга, только Алексей хлебал гречневую кашу с молоком, а Люба — с маслом.
— Едем вместе? — спросил он за чаем. — Или у тебя вторая смена?
— Первая, но я задержусь. Что-то Антиповна моя запаздывает.
— Кстати, об Антиповне этой, — помолчав, хмуро сказал Алексей. — Что, одна не справляешься?
— Справляюсь, — улыбнулась Люба.
— Коситься стали, понимаешь, — недовольно пробурчал он. — Мол, Трофимовы на двоих прислугу завели. У комдива и то прислуги нет.
— Да какая же из Антиповны прислуга, Алеша? Два раза в неделю на полчаса работы.
— Тогда для чего? Старорежимные привычки?
— Представь себе, и привычки тоже. Меня с детства учили уважать человеческое достоинство.
— При чем тут достоинство?
— У Антиповны на руках — взрослая дочь, инвалид первой группы. Мужа нет, а много ли она, техничка, получает?
— Всем не объяснишь, — вздохнул он, затягиваясь портупеей. — А народ сейчас проницательным стал.
Поцеловал жену, вышел. Люба вымыла посуду, все аккуратно расставила по местам, когда на кухню вошла Антиповна.