«Возможно такое? — думал Млынов. — Вполне возможно, и все же… Все же — вряд ли. Туркмены рассудительны и серьезны, но в то же время жестоки, беспощадны и жалости не ведают, коли нужда нагрянула — вон что творят, крохотную девочку продали сегодня, только бы мальчишек спасти. Но не встречались мне что-то туркмены коварные. Злые встречались, а коварные… Нет, не похоже это на них: захотели бы убить — на рынке бы днем зарезали, фанатиков среди мусульман хватает. А тут — целый план продуман. Ночная встреча, тысяча верблюдов… И слова с меня не взяли, что никому о свидании не скажу…»
А может, сказать-то как раз и стоит? Красноводск — городишко русский, приставство имеется, дадут охрану. Ну и что? Явиться на свидание с тайной охраной и… И навеки прощай тысяча верблюдов: старика, может быть, и схватят, а что узнают? Кто послал, зачем, почему? Ничего он и на дыбе не скажет, потому что тогда всю его семью вырежут без всякой пощады. И обещанных верблюдов купцу Громову не видать как собственных ушей…
«Верблюды… — будто луч вдруг вспыхнул в усталой капитанской голове. — Обещанные верблюды — это же бакшиш, взятка за то, что… Что приду с кем-то повидаться. Поговорить, ответить на какие-то вопросы, может быть, посоветовать, что делать, как поступить. И в благодарность — бакшиш. Тысяча верблюдов, если сведения мои будут того стоить. Пошел бы в таких обстоятельствах на риск Михаил Дмитриевич? — капитан усмехнулся про себя. — Да он одного любопытства ради пошел бы. А уж того ради, чтобы получить возможность узнать, где сейчас Тыкма-сердар со своими джигитами, кому он правдой служит, кого предать намеревается… А старик словом сердара поклялся, что со мною ничего не случится. Значит, сердар где-то здесь, где-то совсем близко. И если купцу Громову плевать на всех сердаров, то мне, бывшему капитану русской армии Млынову просто необходимо узнать о нем все, что только возможно. Иначе Скобелев с меня голову снимет или, хуже того, посчитает трусом… А коли так, то без штуки луи-вельветина здесь никак не обойтись: Тыкма-сердар всегда любил нарядные халаты…»
Приняв решение, Млынов более не колебался, весь сосредоточившись на том, как следует поточнее и получше его исполнить. В этом он бессознательно копировал своего кумира и вождя Михаила Дмитриевича Скобелева, сотворившего из скромного ташкентского толмача-чиновника не просто толкового адъютанта, но боевого офицера — смелого, инициативного и решительного. В эту ночь вложенные в капитана скобелевские качества должны были подвергнуться серьезному испытанию. Правда, правила самому капитану оставались неизвестными, кроме одного условия: он не имел права на проигрыш. Скобелев поручил ему лично обеспечить становой хребет всего своего плана: верблюдов. То есть возможность свободного передвижения войск по пустыне без дорог и колодцев. Свободного — значит прежде всего неожиданного для противника, уже привыкшего к тому правилу, что русские войска в пустыне могут передвигаться только проторенными путями от воды до воды и от поста до поста. Это было куда важнее сбора любых данных о противнике или о настроениях коренного населения, важнее личных наблюдений и даже личной разведки: верблюды давали Скобелеву возможность маневра и смелой боевой инициативы.