— А почему бы и нет, господин генерал «За мной!»? — улыбнулся Макгахан.
— Я всего лишь подполковник, сэр.
— А я никогда случайно не оговариваюсь.
— Сплюньте по русскому обычаю, — Скобелев был весьма польщен, но самодовольную улыбку прятал изо всех сил. — Что вами движет: расчет или эмоции?
— Американцы всегда исходят из соображений прагматических в отличие от русских бородатых романтиков. Так что мы с вами представляем два полюса идеальной мужской души. И это скверно, поскольку полюса никогда не сходятся.
— Вот тут вы не правы, дружище, — улыбнулся Михаил Дмитриевич. — Они сходятся в магните, и уж чего-чего, а этого свойства у нас обоих, кажется, в избытке.
Скобелевская натура обладала не только огромным магнетизмом, но и данной от Бога способностью улавливать напряжение боевой обстановки. И хотя не было тогда у него ни кровавого военного опыта, ни донесений, позволяющих командиру делать определенный вывод, однако он необъяснимо чувствовал, что противники вполне созрели для того, чтобы качественно изменить сложившуюся партизанскую войну, призрак которой все время беспокоил Михаила Дмитриевича. Такая война была на руку хивинцам, но Кауфман был умен и опытен и должен был, обязан был — с точки зрения подполковника Скобелева, разумеется, — выбить этот козырь из колоды военных возможностей хивинского хана.
И доселе обретавшийся в тылу наказной атаман Уральского казачьего войска Николай Александрович Веревкин припомнил, что он не только атаман, но и войсковой генерал. Хивинская конница была оттеснена к столице ханства, беспокойства за обозы с обмороженными и больными несколько притупились, и генерал счел необходимым личное присутствие в своих боеспособных частях. По дороге к ним его перехватил гонец от генерала Кауфмана, и на свидание с Саранчовым и Скобелевым Николай Александрович явился с депешей в руках.
— Приказ на соединение у моста Сарыкупрюк, — сказал он командирам авангардов. — Я спешу на свидание с Константином Петровичем, однако генерал просит повременить с атакой, поскольку не желает лишнего кровопролития и очень рассчитывает на сдачу гарнизона безо всяких условий.
— И что же? — с плохо скрытым раздражением спросил Скобелев. — Хивинцы уже знают об этом и с восторгом готовы сдать крепость без всяких оговоренностей?
— Ваша запальчивость, полковник, по меньшей мере неуместна, — укоризненно сказал Веревкин. — Я лишь исполняю отданные мне приказания, не более того.
— Неделю назад Михал Дмитрич на засаду нарвался, — вздохнул Саранчов. — Еле отбился и ушел. С семью порезами. Такие здесь дела, Николай Александрович.