Обернулась Ольга и ужаснулась. На пороге стоял кто-то. А кто? В сумраке предрассветном и не разглядеть. И в этот миг молонья ожгла — дождик до грозы дорос. Осветила вспышка светелку. Тенями изломанными все вокруг поплыло. Пришелец рогатым померещился. Огромным. Жутким. А вслед за молнией гром ударил. Прокатился по небу яростно. Так бабахнул, что показалось, будто стены терема от удара зашатались.
Вскрикнула княгиня испуганно. Завопила, не разобрав, кто в светелку ее наведался.
— Прости, княгиня, — чудище рогатое ей, — не хотел напугать тебя.
И тут узнала она его. Ведуна Перунова. Звенемира. Шапка на нем с турьими рогами в честь Спожинок — праздника Белеса.
— Просто хотел поблагодарить тебя за угощение, за приют и за ласку к людям твоим. А вот оно как обернулось.
— Да, Звенемир, — взяла она себя в руки. — Хорошо.
— А что это у тебя? — спросил незваный гость, а сам на книгу рукой показал.
— Ничего, — завет Андреев она собой загородила.
— Вижу, ты книги христианские читаешь…
И снова сверкнуло за окном да хлопнуло раскатом громовым.
— А тебе что до этого? — разозлилась Ольга.
— Как это чего? — возмутился ведун. — Жалко мне тебя, княгиня. И так внуки Перуновы тебя не любят, а коли прознают, кому их княгиня требы возносит? По-страшнее давешнего пожар вспыхнет. Бунтом Русь вспенится. Волной кровавой. И как знать, чем тот бунт обернется. Может, ты еще и крещение приняла?
Вскочила Ольга с колен, перед ведуном встала.
— Ты никак меня пугать вздумал? — спросила у Звенемира строго.
— Нет, — покачал ведун рогатой головой. — Не пугаю я. Предупреждаю только. Если не хочешь, чтоб горе в терем твой пришло, сожги эту пакость мерзкую, — кивнул он на книгу. — И помни, что не любят у нас христиан. Ох, не любят. — Развернулся и вон вышел.
И как только закрылась за ним дверь, в третий раз полыхнула молния. Это Перун навье семя приметил да стрелу огненную в демона с небушка пустил.
А Ольга стояла посреди опочиваленки и все никак дух перевести не могла. Понимала она, что прав ведун. И так власть ее на волоске держится, а если поступит она опрометчиво да волосок порвется, что тогда? Жуть ее от мыслей этих пробрала. Стряхнула она с себя думы тревожные, посетовала на то, что книгу ведуну показала, схватила ставшее опасным наследство Андреево, из светелки выбежала. Из терема под грозу вышла, в клетушку мою под лестницу забралась.
— Добрый, — тихо, чтоб Малушу не разбудить, меня позвала.
— Ольга, ты? — Я только недавно лег и уже придре-мывать начал.
— Я.
— Случилось что? — вышел я к ней в сени. — Или невмоготу тебе?