— Григорием его зовут. Пустынник он.
— А зачем он тебе? — спросил мужик.
— Ох и смешной ты. — Баян стригунку по шее похлопал. — Ну, иди. Иди к мамке. Слышишь фыркает, знать соскучилась по тебе.
И стригунок послушался. Он повернулся и, помахивая хвостом, пошел к возу.
Но там его вовсе не ждали. Со стороны казалось, что мой Буланый и кобылка огнищанина о чем-то беседуют на своем конском языке. Буланый качал своей большой головой, словно рассказывал о тех далеких землях, из которых он прибыл в этот забытый богами угол Мира. А кобыла переминалась с ноги на ногу и обмахивалась хвостом, будто внимательно слушала рассказ залетного красавца.
Жеребенок, было, сунулся ей мордой под брюхо, но та строго топнула ногой, дескать, не мешайся тут. Стригунок взбрыкнул, обиженно отошел в сторонку и принялся щипать молодую траву.
— А ты что? Знаешь про него? — ответил я огнищанину вопросом на вопрос.
— Может, и знаю. — Мужик переложил узел из правой руки в левую, размашисто перекрестился и хитро посмотрел на нас.
— Нет, — помотал головой Баян. — Не смотри. Не христиане мы.
— А зачем же вам Григорий? — удивился мужик.
— Надо, — ответил я. — Я ему весть передать должен, а потом слово сказать.
— Слышь, карась? — подгудошник подбоченился. — А тебя-то как зовут?
— Ась?
— Зовут тебя как?!
— Иоанном, — на этот раз мужик расслышал.
— Ох и имечком тебя родичи наградили, — рассмеялся Баян.
— При крещении во имя Господа нашего Иисуса меня так нарекли, — гордо ответил огнищанин.
— Иоанн, — сказал я ему, — твой Бог лжи не терпит. К грехам смертным брехню причисляет…
— А ты почем знаешь? — еще сильнее удивился мужик.
А Баян вдруг на меня очами зыркнул, словно я ужасное что-то сболтнул. Потом взгляд отвел. Потупился. «С чего это он?» — подумал я, а вслух Иоанну сказал:
— Кое-что знаю про вашего Иисуса, — и заметил, как вспыхнул радостный огонек в глазах огнищанина и погас тут же. — Так отвечай мне безгрешно, где Григория найти?
Помялся Иоанн. Покукожился. А потом вздохнул тягостно, рукой махнул.
— Вы люди не злые. Вон как стригунок к шутоломному прильнул, — говорит. — Поехали. Небось, учитель на меня за то не прогневается.
Но не поехали мы. Пешком пошли. Подхватил я своего конька за узду, в поводу повел. А Иоанн с воза гужу снял, подобрал покороче.
— Давай, милая! — на кобылку свою прикрикнул. Так и пошли мы прочь от града Мурома несолоно хлебавши. Я, Иоанн, а промеж нами Баян. Оглянулся я на прощание на град и увидел, как в бойнице над воротами показалась мордашка давешней чумазой девчонки. Я ей рукой помахал. Дескать, прощай, может, свидимся еще, а она мне язык показала. Наверное, так у них, у муромов, счастливой дороги желают.